Костёр 1967-08, страница 23

Проверяли оранжевые чехлы, проверяли белые купола, проверяли крепкие стропы. Потом начали укладывать. При укладке важна каждая мелочь. Малейшая оплошность, малейшая ошибка может обойтись очень дорого. Поэтому начальник парашютно-десантной службы, командиры по нескольку раз после каждой операции тщательно проверяют — все ли верно.

Но вот наконец и укладка парашютов, и предпрыжковая подготовка, и медкомиссия, и все волнения и переживания — а вдруг врачи забракуют, вдруг окажусь негоден? — остались позади.

Наступил день прыжков.

Первый раз в жизни я прибыл на аэродром не как пассажир. Уже на аэродроме надел комбинезон, надел парашют. А когда мне еще вручили тяжелый десантный нож в пластмассовых ножнах, тут уж я почувствовал себя настоящим десантником. Вообще нож обязательно входит в снаряжение парашютиста — на случай, если запутаются стропы и их придется перерезать.

Начальник парашютно-десантной службы в последний раз осмотрел наши парашюты, проверил, все ли в порядке, правильно ли подогнана подвесная система.

Мы стояли слегка нагнувшись, уперевшись ладонями в колени — такова обычная стойка десантника: ведь парашют весит немало. А если к этому еще прибавить автомат, противогаз, фляжку с водой, патроны, магазины, саперную лопатку, ранец, плащ-палатку, сухой паек — вес наберется порядочный...

И вот уже самолет в воздухе. Мы сидим на железных откидных скамейках и молчим. Шум мотора не дает разговаривать. Майор-связист — он сидит рядом со мной — хлопает меня по плечу: мол, не волнуйтесь, все будет хорошо. У него сегодня тоже необычный прыжок — трехсотый, юбилейный. Еще на земле мы договорились, что в случае необходимости он поможет мне в воздухе советом, подскажет, что и как.

Раздалась команда:

— Приготовиться!

По этой команде солдаты встают, откидывают сиденья.

Встаю и я.

Выпускающий, офицер, занимает свое место у выхода. Бортмеханик слегка приотворяет дверь.

Струя воздуха врывается в самолет.

Я чуть сгибаюсь, как меня учили, правая рука прижата к груди, левая — на кольце запасного парашюта. Стараюсь думать о чем-нибудь постороннем и не смотреть на дверь. Кажется, даже улыбаюсь. И вдруг:

— Отставить!

Даже для опытного десантника, когда он уже приготовился прыгать, нет ничего хуже этой команды. А уж обо мне и говорить не приходится.

Снова садимся. Бортмеханик закрывает дверь. Самолет делает новый круг.

Опять — «Приготовиться!» И опять — «Отставить!»

«Ну, — fi,ys\aYO, — еще пару раз так повторится, и от моей решимости не останется и следа...»

Но вот, кажется, все в порядке.

Бортмеханик распахнул дверь настежь.

Выпускающий крикнул:

— Пошел!

Первым прыгал солдат-радист. Я увидел, как швырнуло его от самолета воздушным потоком, и только успел подумать: «Неужели и меня сейчас так?» — наступила моя очередь.

Честно говоря, заставить себя сделать вот эти последние два шага к распахнутой двери самолета было самым трудным.

3*

19