Костёр 1967-10, страница 40

— Ив воскресенье задумала печь пироги,— говорит мама.

— Какие пироги?! — спрашиваю с возмущением я.

Это не что иное, как посягательство на нашу рыбалку.

— Пироги — это хорошо, — говорит отец.

— И кроме того, в субботу вечером в клубе концерт... Приехали артисты из Ленинграда.

— Из Ленинграда? — переспрашивает отец.

— Мы же хотели... — говорю я.

Отец мне мигает: молчи!

— Я вот что предлагаю, — говорит он.— Артистов и пироги мы объединим, а в воскресенье рано утром махнем на озеро?

— То на небе, то на озере, — недовольно говорит мать. — Когда же ты дома бываешь?

— В сентябре возьмем отпуск, — говорит отец. — И закатимся на юг...

— В сентябре? — спрашивает мама. — Ты же говорил в августе?

— Отпадает... в августе... Понимаешь, новая машина прибыла—должен же я ее испытать?

С аэродрома поднимается самолет. Взглянув на него, отец говорит:

— Семенов пошел... Ночной полет.

— Вот пусть Семенов и испытывает, — го-ворит мама. — А мы поедем в отпуск.

— Чудачка, — говорит отец. — Да кто в ав

густе ездит на юг? Жара, духота, а вот в сентябре — красотища!

— Ты в третий раз переносишь свой отпуск... Скоро ты меня убедишь, что на юге лучше всего в январе или в феврале. Будем на коньках кататься на Черном море.

— Черное море не замерзает, — говорю я.

— Спасибо, я и не знала...

Но отец нас не слушает. Он, нахмурив лоб, прислушивается к удаляющемуся гулу самолета.

— Нина, — говорит он. — Напомни мне, чтобы я позвонил ночью на аэродром... Семенов вернется в ноль пятьдесят.

— Вместе с тобой небо приходит и в дом...— грустно говорит мама.

— Ты посмотри, какой сегодня закат! — говорит отец. — Никак соловей?

— Слава богу, услышал... — улыбается мать.

А закат действительно на славу. Вершины елей и сосен стали черными на желтеющем фоне неба. Не шелохнется ни одна травинка. Тихо стало вокруг. А в роще свистят и щелкают на все лады сразу, наверное, десять соловьев. А в ольшанике соловьи молчат. Они никогда не перебивают «заслуженных».

Мы идем вдоль ржаного поля с васильками, а над нами, на темнеющем небе тает белая дорога, оставленная реактивным самолетом.

ЗА МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩЬЮ

Однажды под осень работники Пошехонской ветеринарной лечебницы обнаружили у себя в «приемном покое» необычного па циента — лосенка. Длинноногий, поджарый, с бело-желтым подбрюшьем, он стоял у стойла и жевал казенное сено. Лосенка никто не приводил — сам пришел из леса, а когда — неизвестно.

От людей в белых халатах лосенок не шарахался, а только по-

В. Б она ринков

вернул голову с печальными голубоватыми глазами, будто просил о чем.

Работники лечебницы по общему молчаливому сговору пропустили обычное правило — не стали заполнять историю болезни, уточнять, откуда родом «больной» и кто его родители, а тут же внимательно обследовали пациента. Лосенок не сопротивлялся.

Диагноз поставили такой: много

шлялся по болотам и простудил коленные суставы.

Юный пациент, даром что он был воспитан в лесу, безоговорочно принял режим лечебницы, и его стали лечить наравне с телятами и жеребятами, зачислили в их «столовую». И выходили.

Наступил день, когда довольне-хонький лосенок отправился в лес к своим родичам.