Костёр 1967-10, страница 42

Костёр 1967-10, страница 42

САМОЕ ПЕРВОЕ НАЧАЛО

Ответ на письмо, которое не пришло

Что ни говори, а ребятам больших городов легче выбрать дорогу в жизни. Тут тебе и заводы, и институты, и стадионы, и кружки— тысяча один кружок. Ходи, присматривайся.

Труднее в каком-нибудь Акичкином Починке, за двести километров от железной дороги. Весной и осенью туда совсем не попасть, разве прилетит вертолет за тяжелобольным. Почту— и ту на тракторе везут.

Впрочем, акичкинские ребята писем писать не любят.

Так вот, из Акичкиного Починка, из далекой северной деревни НЕ ПРИШЛО письмо. В этом письме один-единственный вопрос, который ребята непременно бы задали, если бы любили писать письма.

— Когда нашел свою дорогу — тут дело ясное. Трудись, не ленись. А вот как ее найти? С чего начать шевелиться? Где самое первое начало?

Этот вопрос я и задал трем взрослым людям, детство которых прошло на севере, и остальная жизнь тоже.

Учительница

сказала примерно вот что:

— У меня в классе училась девочка. Молчаливая, робкая. Круглое личико, кирпичный румянец зимой и летом. Сидела она на предпоследней парте, отвечала всегда на твердую тройку.

Помню, я только приехала в школу из областного города. Ребят знала плохо. Про эту девочку случайно узнала, что у нее странное прозвище — Матрос. Почему Матрос? Море от нас далеко.

Однажды в соседней школе заболела учительница. Надо было поехать туда, провести контрольную работу.

Пришла я к конюху. Он спрашивает:

— Запрягать можешь?

— Нет, — говорю. — Ты уж мне запряги, а я как-нибудь доеду.

— Эдак не дело. Дорога все угорами, снегу много. Распряжется — заночуешь в поле. Танька!

Тут же выходит из-за перегородки моя ученица. Матрос.

— Свези учительницу.

Сказал конюх и полез на печь.

Я, знаете, лошадей побаиваюсь. Вот и в конюшне— стоят они хвостами к проходу, и мне все кажется, что какая-нибудь сейчас лягнет. Что поделаешь, горожанка.

А Таня в конюшне, как дома. Расхаживает, собирает упряжь, потом заходит в денник к огромной лошади и — хвать ее по крупу кулачком:

— Подвинься, Зима!

Все мне было удивительно: как ловко Таня запрягала, как везла меня полем, лесом, угорами. Как старательно слушалась ее Зима.

Почудилось—волк завыл. Дело-то было к вечеру, ехали мы с ночлегом. Лошадь прядет ушами, я головой верчу.

Таня, будто с собой говорит, успокаивает:

— Не прибежат волки. Оттепель была, подъело маленько.

ф

Все ухватки у нее уверенные, решительные. Совсем другой человек! И поневоле пришло мне на ум, что Таня очень похожа на бы

38