Костёр 1967-10, страница 48Сегодня на заседании Клуба решено читать дневник. Разные у людей дела. Один точит на станке гайки, другой водит трамвай. Люди рубят уголь, валят лес. И у каждой работы свои особинки. Этот дневник веп друг Паганеля, путешественник и писатель Святослав Владимирович Сахарнов. Целое лето он жил на острове в Японском море, ходил на катере с рыбаками, опускался под воду. Про водолазов — добытчиков морских червей-трепангов, про лов головоногих моллюсков узнаете вы из его дневниковых записей, глав будущей книги. За бортом пузырилась вода. Гладкий след, который оставался за водолазом, шел кругами. Телеев бродил по дну. — Как танк ходит! — с уважением сказал матрос. Его звали Володя Шапулин. Пока мы шли к острову, он рассказал мне о команде. Шкипер катера, он же старший водолаз — Володя Телеев. Моторист — Самойлов, прозвище — Дед. Матрос — Веня Жаботинский. Второй водолаз — он, Шапулин. И все. Команда четыре человека. Когда много работы, Телеев берет с собой еще одного-двух водолазов. Сейчас работы немного. — Трепанга стало меньше. Выбрали его, — объяснил Володя. — Надо новые места искать. Раньше, бы- Питомзавало, только спустишься, готово — полную питомзу набрал. А сейчас!.. Питомза — веревочный мешок. В нее водолазы собирают трепангов. Передо мной около телефона стоял Дед — Самойлов. Он слушал водолаза. Он был молод, белобрыс и на деда ничуть не похож. Только нос действительно широкий, как у деда-мороза. Телеев сделал под водой еще круг и начал приближаться к катеру. — Стой! — крикнули ему в телефон. Пузыри всплывали уже у самого судна. На дно опустили на веревке карабин— стальной крючок с защелкой. На карабине—пустую питом-зу. — Готов! — прохрипел телефон. Веревку стали тащить. Наконец из глубины показался серый мешок, набитый чем-то блестящим, коричневым. Питомзу перевалили через борт, раздернули шнурок, которым она была завязана, и из мешка на палубу хлынул поток шишковатых, скользких, похожих на кедровые шишки червей. Это были трепанги. Среди них были и большие — с ботинок, и маленькие — с кулак. Пустую питомзу, которую опустили на крючке, Телеев снял и оставил у себя. Бамбук Рядом с бочками лежал кусок бамбукового ствола. Настоящее бревно, только пустое и с перегородками внутри. Зачем оно? Когда про человека хотят сказать плохое, про него говорят: «Бамбук!» Придя домой, мы стали сдавать трепангов. — Жаботинский — бамбук! — крикнул Телеев. — Ага! Но Веня не обиделся, а поднял бамбуковый ствол. У каждой бочки была сверху веревочная петля. Жаботинский продел бамбук в такую петлю и положил конец ствола на плечо. За второй конец взялись Дед и Шапулин. Они подняли стокилограммовую бочку. За один конец — двое здоровых парней, за второй — один маленький квадратный Жаботинский. Осторожно ступая, они понесли бочку с катера в разделочный цех. Я вспомнил: Жаботинский — знаменитый украинский силач. Значит, Веня — по праву его однофамилец. И еще я понял, зачем на катере бамбук. Тут никакое другое дерево не выдержит. Бамбук — это хорошо! 42
|