Костёр 1967-10, страница 50

осьминога. Он зашипел. Это он так со свистом дышал. Из-под крайнего щупальца у него торчала белая трубка. Она то сжималась, то раздувалась. Через нее осьминог выпускал воздух.

Жаботинский плеснул в бочку один черпак воды, второй. Бочку налили до краев.

Осьминог всплыл, затем снова опустился на дно. Там он застыл, испуганно тараща из-под воды глаза.

С Шапулина сняли шлем. Он сидел рядом с бочкой. Лицо у него было красное и мокрое. Он здорово устал, пока тащил осьминога. Не так просто тащить восьминогого под водой.

— Что будем делать? — спросил меня Телеев.

Я подумал, что если нарисовать осьминога в бочке, опять скажут: «Безобразие!»

— Надо бы его куда-нибудь на мелкое место, в скалы, — сказал я.

— Трепангов наберем и сходим, — пообещал Телеев. — Ты отдыхать будешь?— обратился он к Шапули-ну. — Раздевайся. Я за тебя пойду.

— Долго снимать. Ладно, я еще разок.

— Питомза где?

— Около якоря бросил. Найду. Через несколько минут он снова

полез за борт.

ВОПРОС ПАГАИЕЛЯ

Знаете ли вы животный мир своей страны? — спрашивает Паганель всех, кто присутствует сегодня на заседании Клуба, и приглашает в свой зверинец.

Его населяют животные разных стран и разных частей света: белый медведь, эму, ленивец, слон, пантера, серна, як, бегемот, фламинго, кобра, кулан.

Определите, какие из этих животных в диком состоянии встречаются на территории СССР.

Одной из первых Лида Пустовалова из Архангельска навела порядок в картотеке Паганеля. (См. Костер № 8). Она сообщила: горелка Бунзена, камера Вильсона, теорема Гаусса, эффект Доплера, таблица Менделеева, аппарат Морзе, яблоко Ньютона, закон Ома, дуга Петрова, радиотелеграф Попова, мостик Уитстона, линии Фрауенго-фера, зеркала Френеля, свеча Яблочкова.

Е Ж-Х И Т Р Е Ц

//. Сшефаров

Когда в лесу зацвели липы, я пошел помочь пасечнику в его хлопотливой работе. Колхозная пчельня находилась на глухой поляне. Голубые, зеленые, коричневые ульи-домики, расставленные в несколько рядов, казались сказочным городком.

Странно. Пасечник Назар Егорыч мог ходить на пчельне хоть без рубашки и его ни одна пчела не жалила, а у меня то и дело лицо распухало и краснело, как помидор.

Стояла горячая пора медосбора. Дни выдались ясные, теплые.

— Мед-то какой! — покрякивал Назар Егорыч. — Липец! Настоящий бальзам.

Как-то рано утром я обошел вокруг пчельни, сел на пенек. Солнце только взошло. В роще дымился синеватый туманец, а кусты и травы искрились в обильной росе. Вокруг, будто в звонкие флейты, пели иволги, стучал дятел, пересвистывались зяблики.

Вдруг сбоку послышался шорох. Я оглянулся и замер. Рядом катился клубком игластый еж. «Наверно, к норе спешит!» — подумалось мне. Однако, мелькая своими пепельно-бурыми штанишками, ежик подбежал к соседнему улью и остановился. Задрал острую мордочку с черным пятачком, старательно обнюхался. Вкусно. Зверек даже засопел от удовольствия.

В эту раннюю пору пчелы еще не роились. Улей гудел далеким незатихающим звоном колокола. И тут случилось то, что удивило меня до крайности. Ежик поднялся на дыбы, оперся передними лапками о полочку перед летком, да как фукнет в самый леток.

Растревоженные пчелы пулями вылетели наружу. Однако зверек не отступил. Оберегая мордочку от острых пчелиных жал, он надвинул на нее свой колючий капюшон и оказался неприступен.

В яростном нападении на непрошеного гостя пчелы слету ударялись о взъерошенные иголки и тут же падали в траву. Опустившись на землю, ежик проворно-стал отправлять их в рот.

— Ах ты, негодник! — закричал я.

Но вместо того, чтобы бежать прочь, зверек сердито фыркнул и спокойно свернулся в клубок перед самым ульем: «А ну-ка, мол, попробуй возьми меня!»

Вот это хитрец!

Чтобы подойти к ежу, над которым кружился рой обезумевших пчел, не могло быть и речи. Оставлять же его безнаказанным тоже не хотелось. Я побежал за Назаром Егорычем. Но когда мы пришли к месту происшествия, ежика возле улья уже не оказалось.