Костёр 1967-11, страница 5

ШТУРМ ЗИМНЕГО

М. Ходаа Рисунки А. Пахомова

На этих страницах вы прочтете отрывок из повести о Джоне Риде, мужественном американском журналисте, авторе замечательной книги об Октябрьской революции — «10 дней, которые потрясли мир».

Рид и Вильяме вышли из Смольного. Только что закончилось заседание Второго съезда Советов, где меньшевики потерпели поражение.

— Этого нужно было ожидать, — сказал Рид.

Они стояли на широких ступенях Смольного, стараясь запечатлеть в памяти эту никем и никогда не виденную картину. Зловеще горели в ночи маленькие костры. Холодный сырой ветер заставлял красногвардейцев жаться к огню, и почти все они держали винтовки не за плечами, а приставленными к ноге, точно ожидая каждую секунду команду «К бою товсь!»

Далекая артиллерийская пальба, неумолчный гул, который доносился из коридоров Смольного, — все это неоспоримо говорило об одном: восстание разгорается! Времена митинговых сражений кончились, судьбу революции решат не слова, а пули.

Отдаленную перестрелку перекрывал грохот моторов: броневики, стоявшие под оголенными деревьями сада, готовы были сорваться с места по первому приказу Военно-революционного комитета. Множество легковых и грузовых автомобилей прорезали светом фар темную октябрьскую ночь, мотоциклисты, с пугающим стрекотом, похожим на пулеметный, мчались с очередным заданием. Появилась машина, груженная ружьями. Ружья немедля стали раздавать рабочим. Стоящий поблизости воинский грузовик включил фары и затрясся мелкой вибрирующей дрожью. Освещенные фарами, красногвардейцы загружали машину связками листовок.

Рид поспешно сошел со ступенек.

— Куда едете, товарищи? — спросил он красногвардейца, лица которого в темноте нельзя было рассмотреть.

— А мы — по всему городу, — ответил красногвардеец, и даже в темноте было понятно, что он широко улыбается.

За спиной Рида появился Вильяме.

— Мы — американские журналисты, — сказал Рид. — Вот наши удостоверения. Возьмите нас в машину. Мы должны рассказать всему миру, как русские рабочие бьются за свободу...

— А садись! — не глядя на документы, разрешил рабочий. — А только знайте, в нас могут и стрелять, очень даже свободно!

Едва они перемахнули через борт, грузовик рявкнул клаксоном, рванулся со скрежетом вперед и все повалились друг на друга. Огромный Вильяме придавил низкорослого матроса, и тот с трудом вывернулся из-под него.

Грохоча по булыжной мостовой, машина миновала освещенную кострами площадь и оказалась на Суворовском проспекте. Красногвардейцы срывали с листовок тонкую перевязь и швыряли их вверх. Подхваченные ветром, листовки неслись вслед за грузовиком, оседая постепенно на мостовой и панели. Рид сунул несколько листовок в карман.

Машина пронеслась по всему Суворовскому, и за ней, на всем пути, точно стая голубей, кружили в воздухе листы бумаги.

На повороте к Невскому двое патрульных вскинули винтовки и заорали:

— Сто-о-ой! Кто такие?

Не сбавляя скорости, шофер промчался мимо. Раздались выстрелы — грузовик не остановился. Рид даже подумал, что стреляли не в них. Теперь стреляли везде. Больше всего в эту минуту Рида интересовал текст листовки. «Черт возьми! Если рискуешь жизнью, то хоть знать во имя чего!»

Вильяме, говоривший по-русски лучше своего друга, отважился спросить низкорослого матроса:

— Прошу очень сказать, что напечатано здесь...

Должно быть, матрос и сам не знал, что там напечатано. Он постучал прикладом винтовки в шоферскую кабину, а когда машина сбавила ход, свесился через борт к водителю:

— Давай к свету!

Грузовик остановился у фонаря. Рид вытащил из кармана листовку, и три головы — два американских журналиста и русский матрос — склонились над первым сообщением Советской власти. Водя пальцем по строчкам, пахнущим типографской краской, матрос медленно и торжественно читал:

3