Костёр 1967-11, страница 8

Рид и Вильяме бежали вместе со всеми. Рид поймал себя на том, что он тоже бежит в позе атакующего: левая полусогнутая рука его была выдвинута вперед, правая, согнутая в локте, отставлена назад. Можно было подумать, что в руках его — невидимая винтовка.

Баррикады выросли из темноты внезапно. Риду казалось, что до них еще далеко, что надо бежать и бежать под гнусный визг незримых пуль, и вдруг он скорее ощутил, чем увидел, в нескольких шагах от себя невысокие баррикады — длинные поленницы дров.

— Джон, я здесь! — Это кричал Вильяме. — Вперед, старина, только вперед!

Красногвардейцы карабкались на баррикады, кто-то бил прикладом по поленьям, кто-то, просунув ружье между поленьями, вслепую стрелял по юнкерам. Рид вспомнил свою спортивную юность, ринулся к поленнице, легко вскарабкался на нее и спрыгнул вниз. По эту сторону баррикады валялись брошенные юнкерами винтовки. И тогда раздалось солдатское «ура». Схватив с земли винтовку, Рид устремился к дворцу. Увлеченный толпой,он вбежал в распахнутые настежь двери одного из подъездов Зимнего. Рид ожидал, что сейчас начнется жестокий рукопашный бой, но в огромной сводчатой комнате никого не оказалось. Можно было подумать, что дворец пуст.

Восставшие растекались по бесчисленным лестницам. Только теперь Рид уловил — где-то в отдалении прогремели выстрелы, послышались крики.

— Брось винтовку! — крикнул на бегу Вильяме. — Из-за нее ничего не увидишь!

Рид понял Вильямса. Журналист с оружием в руках становится не свидетелем, а участником событий. Ему уже некогда наблюдать, запоминать. Он должен делать то, что полагается делать солдату, быть там, где положено, беспрекословно подчиняться команде. Рид прислонил винтовку к стене и кинулся догонять Вильямса. Они слышали выстрелы и крики, но не зная всех переходов этого огромного дворца, американцы так и не увидели коротких яростных схваток на центральной лестнице Зимжего.

Перебегая из комнаты в комнату, они очутились в западном крыле дворца. В углу од

ного из залов жались юнкера. Красногвардейцы хотели убедиться, что у них нет оружия. Начался обыск. Револьверов ни у кого не оказалось, но карманы некоторых юнкеров были набиты золотыми табакерками, чарками, миниатюрами и даже серебряными подсвечниками. Юнкера стояли бледные, испуганные, они не сомневались, что «восставшая чернь» тут же подымет их на штыки.

Юнкеров отвели в соседний зал.

— Я хочу знать, что с ними сделают, — сказал Рид Вильямсу. — Пойдем.

Недавние «защитники» Зимнего теснились по углам, избегая смотреть друг на друга, тщетно стараясь скрыть свою растерянность и страх.

Распахнулась дверь, в комнату вошел высокий молодой солдат, из-под его фуражки выбивались темные волнистые волосы, шинель была распахнута, он еще не остыл от горячки боя. Рид узнал Григория Чудновского — одного из руководителей штурма Зимнего.

Чудновский взглянул на юнкеров и понял, что они ждут расправы, жестокой расправы победителей над побежденными. Он обвел хмурым взглядом бледные лица юнкеров и сказал громко, чтобы слышно было во всех углах большой комнаты:

— Кто обещает никогда отныне не подымать оружия против народа, тот может покинуть дворец и вернуться домой!

— Обещаем!

— Нас обманули!

— Нас пригнали сюда насильно! — выкрикивали, не веря своему счастью, юнкера.

Через несколько минут в комнате не осталось ни одного юнкера.

Рид вышел из дворца через подъезд у Зимней канавки. С залива дул холодный ветер, по набухшей Неве перекатывались черные вспененные волны. На том берегу угадывался силуэт Петропавловской крепости, куда час

назад отвели под конвоем арестованных министров.

Шагая вдоль бесконечного дворцового фасада, Рид не замечал, что спотыкается в темноте о куски обвалившейся штукатурки — следы от обстрела Зимнего. Рид торопился — в Смольном шел Съезд Советов. На Съезде выступит Ленин! Надо спешить!