Костёр 1967-12, страница 35

Но тот уже и сам увидел:

«Окулов А. И., студент».

Молча пошли ребята на кафедру, где их ждал Олин тренер.

Генька думал, что кафедра фехтования похожа на спортзал, и все преподаватели — в тренировочных костюмах, со шпагами и рапирами. И с защитными масками на лице. Но Оля привела его в обыкновенную комнату, совсем такую же, как школьная учительская. Такие же облупленные шкафы. И так же тихо тикают часы на стене. По углам сидели, склонясь над бумагами, несколько мужчин и женщин в обычной одежде, а знаменитый тренер Григорий Михайлович из Олиной спортшколы оказался уже немолодым и с большой лысиной.

Оля рассказала тренеру о том, что они узнали в вестибюле.

— Что ж ты мне сразу не сказала, кого ищете? — упрекнул Григорий Михайлович. — Наговорила полный короб: «разведчики», «особое задание», а фамилию и не назвала. Об Окулове я слышал, классный был боксер. Перед самой войной стал чемпионом. Но подробностей не знаю. Если надо... Сходим в соседний корпус.

В главном зале соседнего корпуса был установлен ринг.

До сих пор ребята видели ринг только в кино, и то Оля зажмуривалась, когда боксеры начинали колошматить друг друга кожаными клешнями.

А тут как раз шел бой. Учебный бой — это ребята сразу поняли. На ринге не было судьи, а сутулый, хромой человек за канатами поминутно останавливал боксеров и делал замечания.

Увидев Григория Михайловича, хромой тренер приостановил бой:

— Ко мне?

— К тебе. Пользуйтесь случаем, ребята: Эрик Сергеевич — наш ветеран. И память у него, как у электронной машины.

— Брось, Григорий, зря треплешься!

— Зря? Ну, тогда: на какой минуте Николай Королев нокаутировал чемпиона Финляндии Матсона в сорок седьмом году?

— Это же всем известно. — Эрик Сергеевич начал злиться. — На первой же минуте крюком в челюсть.

— Вот, видите! Ну, давай! — и он подтолкнул оробевшую Олю поближе к тренеру.

— Скажите, пожалуйста, — начала Оля, доставая из черного конверта фотографию. Генька поручил ей вести расспросы, но предупредил: не тараторить.

— Узнаете ли вы здесь Окулова? А. И. Окулова, бывшего студента?

Эрик Сергеевич взял снимок, взглянул и, словно не веря глазам, сунулся в карман за очками. Кое-как нацепил их, снова уставился на фотографию: заглянул на обратную сторону, и, наконец, сказал:

— Узнаю. И не только его. Тут и я снят — вон, во втором ряду. С автоматом.

Ребята бросились смотреть. Позади ефрейтора Кубарева стоял тоненький юноша в пилотке, ухарски сбитой набекрень. Да, конечно, Эрик Сергеевич теперь огрузнел и седина появилась. А все-таки видно — он самый!

— Через столько лет! Вся группа! — взволнованно повторял он. — Ну, а когда это снято? Постойте — сам скажу! Числа двадцатого, нет... восемнадцатого августа... Сорок второй, конечно! Так?

— Значит, помните? — Оля придвинулась еще ближе и раскрыла блокнот.

— Еще бы! Первый раз в деле! Первый — а через пять дней и последний! С тех пор и прыгаю, как воробей, — Эрик Сергеевич попытался поднять больную ногу, но неловко повернулся и снова на лице его мелькнула гримаса.

— Только вот что, — он взглянул на часы,— через десять минут у меня совещание. А вы хотите подробно? Я как раз недавно записывал. Для истории института. А вам для чего? — лишь теперь спохватился тренер.

— Мы — красные следопыты, — привычно затараторила Оля. — Мы изучаем славное прошлое нашей родины. И особенно интересуемся теми героическими людьми, которые завоевали для нас, пионеров, свободу и счастье.

Оля говорила, как всегда, плавно и гладко. Как по книжке. Обычно эта гладкость удивляла незнакомых людей. Но Эрик Сергеевич не удивился. Или он спешил и просто не заметил?

— Понятно, — сказал Эрик Сергеевич.— Тогда давайте так: завтра я притащу свои записки...

Ребята сидели в пустой боксерской раздевалке. Из-за тонкой стены доносились тяжелые глухие удары: будто в землю вгоняли сваи.

«Неужели это боксеры так... Друг друга?»— поежилась Оля.

Эрик Сергеевич дал пачку отпечатанных на машинке листков, сказал: «Если будут вопросы, вернусь — отвечу», — и ушел.

«В начале войны мне не повезло, — так начинались записки. — Оставили инструктором

31