Костёр 1967-12, страница 38Появятся ли снова? Время шло медленно-медленно. Появились! Надо рассчитать темп их движения и в интервале проскочить. Толя Окулов рассказывал — так бывало и раньше. Шаги приблизились: прошло семь минут. Пропустить еще раз и тогда... Но вдруг — неожиданный шум. Возле немцев появились люди в советских пилотках. Глухой удар — тяжелое тело упало на землю. Остальные немцы немедленно открыли огонь. «Почему дивизионные разведчики изменили первоначальный план, — читал вслух Генька,— этого я и до сих пор не понимаю. Над нами засвистели пули, стали рваться гранаты. Взвились в воздух две красные ракеты, и я едва успел подумать, кто же их пустил? Ведь наша ракетница у меня. Игорь крикнул: «Вперед!»— и вскочил с земли. Рядом раздался чей-то громкий стон. Немецкий огонь нарастал. Когда подмога приблизилась, было уже поздно. Игорь Юрьев, теряя сознание, зажимал ладонью рану в животе. Я еле полз, волоча перебитую ногу и чувствуя нестерпимую боль в боку. Больше никого не осталось в живых. Пока меня укладывали на носилки, я успел разглядеть в траншее несколько неподвижных тел, покрытых шинелями. Рядом со мной какой-то офицер с ракетницей в руке яростно кричал на солдат. Потом я потерял сознание. Пришел в себя я только через месяц — на Большой земле, в Вологде, и выяснил, что в разведотряде меня считают погибшим. А потом я случайно встретил хирурга из госпиталя, куда нас в то утро привезли, и узнал, что лейтенант Юрьев не дожил до полудня. Перед смертью он ненадолго пришел в себя, подозвал врача, едва двигая губами, прошептал: «Передайте в штаб... Дон-Кихот задание выполнил». И, уже теряя сознание, повторил: — Дон-Кихот... выполнил. Какое это было задание, я так и не узнал». Генька хмуро уставился в пол. У Оли подергивались губы. Когда вошел Эрик Сергеевич, никто не решился заговорить первым. Тренер подошел поближе, сел на низкую скамеечку рядом с ребятами: — Фотография с собой? И показал на снимке высокого худощавого человека с острым кадыком и пристальным взглядом: — Наш лейтенант. — Дон-Кихот? — спросила Оля. — Не знаю. При мне его так не звали. Ни разу. Генька поднял голову: — А он вам ничего не говорил о пушке?.. О «Большой Берте»? Тренер удивленно пожал плечами. — Понимаете, очень уж все совпадает! Вас когда перевели в разведгруппу? — Одиннадцатого августа. — Так! А восьмого или девятого Штаб-фронт дал задание насчет «Берты» — это мы точно знаем. И потом: вас встречали разведчики рабочей дивизии, а пушка стояла в ее полосе... — Постой! — перебил Эрик Сергеевич.— Постой! Ты говоришь — пушка? Теперь я припоминаю— к Игорю перед рейдом зачастили пушкари. И в штабарт он каждый день ходил. Только, — он осекся, — если даже и так — что же дальше? — А розовые листки? — неожиданно спросила Оля. — Что это было? — Это листовки. Наши. Для просвещения немцев. И еще кое для чего! — Эрик Сергеевич усмехнулся. — Бывало, надо что-нибудь передать через фронт, ну и вставляли между строк. Другие прочтут — не поймут, а нужный человек — сообразит. — А если б листовки к нему не попали? — Должны попасть! Во-первых, забрасывали в назначенный квадрат. А потом на них адрес был. — Адрес? — недоверчиво протянула Оля. — Точнее — обращение. Скажем: «Солдатам такого-то полка!» Конечно, большинство листовок сдавали начальству, но несколько штук всегда шли по рукам. И доходили до кого надо. Впрочем, я отвлекся. Вы ведь спрашивали о пушке... Может, она имела отношение и к этому делу, но мы ее не видали. Могу поручиться.
|