Костёр 1968-03, страница 21
К столетию со дня рождения А. М. Горького ПЯТНО НА СКАТЕРТИ Л. Пантелеев Когда мне сказали, что Алексей Максимович Горький, только что приехавший из Италии, хочет меня видеть и что такого-то числа к такому-то часу я должен прийти к нему в Европейскую гостиницу, — у меня подкосились ноги. Я сразу же твердо и безоговорочно решил: не пойду! В те годы я был очень и даже невероятно застенчив. Может быть, тем, кто читал мои автобиографические книжки, такие, как «Ленька Пантелеев» или «Республика Шкид», это покажется странным — ведь за спиной у меня были и революция, и гражданская война, и годы беспризорничества, и детдом, и колонии. Я был не мальчик, мне шел девятнадцатый год, уже вышла моя первая книга. Да, и все-таки я был — и именно в эти, юношеские годы — робок и застенчив, как маленькая девочка. Я стеснялся зайти в магазин, краснел, разговаривая с газетчиком или с трамвайной кондукторшей. В гостях я отказывался от чая, так как был уверен, что опрокину стакан, а в обществе, где присутствовал хотя бы один незнакомый мне человек, я никогда не мог произнести двух слов, более значительных и интересных, чем «да» или «нет». Теперь вы поймете, почему я так перепугался, когда узнал, что Максим Горький зовет меня к себе в гости. Я не спал всю ночь. Я уже решил, что не пойду, я знал, что не выдержу этой встречи с великим писателем один на один — и все-таки колебался, все-таки не мог победить в себе страстного и вместе с тем такого простого и естественного желания — увидеть Горького. Перед рассветом я, помню, закурил, взял с полки потрепанный, перевязанный веревочкой томик и стал читать горьковский «Городок Окуров». И, прочитав две или три страницы, я вдруг понял, что надо идти, что не идти нельзя, что если не пойду — никогда не прощу себе этого. Рисунки Н. Кус то в а И вот чуть свет, гораздо раньше, чем было назначено, пришел в гостиницу — совершенно разбитый, больной и готовый, как говорится, ко всему. Ожидая в приемной, когда меня позовут, я, помню, самым серьезным образом подумывал, не выпрыгнуть ли мне из окна,— благо окна были открыты, а номер помещался в первом этаже. Но вот наконец меня позвали. Я вышел в коридор, остановился перед дверью соседнего номера, зажмурился, собрался с духом и постучал. И сразу же за дверью раздалось глухое, окающее: — Да, пожалуйста. Я вошел и увидел его спину. На нем была серая байковая курточка, напоминающая больничную. Слегка ссутулившись и приподняв одно плечо, он стоял у маленького столика возле двери в соседнюю комнату и что-то разглядывал там или свертывал папиросу. От этого занятия он оторвался не тотчас, а через две-три секунды. Повернулся, оглядел меня — сверху вниз, как бы из-под очков, улыбнулся и, поглаживая ус, как-то особенно, смачно и с удовольствием, будто только что сам вылепил меня из глины или выточил на токарном станке, сказал: — Вот вы какой?!. Потом протянул мне руку и, не выпуская моей руки из своей, повел к письменному столу. — Ну, давайте садитесь, будем знакомы. Я сел и почувствовал — совсем не то, чего ожидал и боялся. Я почувствовал себя легко, свободно и непринужденно. Тут была какая-то магия, волшебство, которому я долго не мог найти объяснения. Когда я шел к нему, я был уверен, что не выдержу и пятиминутного разговора. А просидел я у него в тот раз два с половиной часа — вероятно, гораздо больше, чем следовало. После этого, по его приглашению, я несколько раз бывал у него в гостинице. И почти всегда, оставаясь с ним наедине, я чув 3 «Костер» N°. 3 |
