Костёр 1968-05, страница 28

Тошка вытащил из-за пазухи четыре яблока.

— Шамайте, ребята.

Яблоки были величиной с чайную чашку, желтые, налитые кисловатым прохладным соком. Мякоть таяла во рту с нежным хрустом.

— Ваши? — спросил Юрка, отгрызая сразу половину яблока.

Это ж бельфлер, — усмехнулся Тошка.

А у нас в саду бельфлера отродясь не было.

— Чьи? — насторожился Борька Линевский.

— Левицких, — сказал Тошка.

— Это какой Левицкий, шахматист, да?

— Шахматист, — кивнул Тошка.

— Попался бы ты ему, он бы из тебя такой бельфлер сделал... — сказал Юрка Блинов.

— Ха, — сказал Тошка. — Я такой ход знаю, что никто не поймает.

— Какой ход? — спросил Борька.

— Из сада Тольки Логунова. Через малин

ник. Там колючая проволока в два ряда. Нырнешь под нее — и порядок.-

— Сходим, ребята? — сказал Борька. — Сегодня ночью, часиков в двенадцать?

Тошка отвернулся и начал внимательно разглядывать «Фордзон». Юрка потер шрам на пальце и вздохнул. ,₍

— Ну? Кто пойдет? — спросил Борька.

— Только не я, — сказал Блин. — Мне сегодня вечером никак из дому не смыться. Мы с отцом дрова пилить будем.

— Я тоже не могу, — сказал Тошка.

— Боишься?

— Никто не боится, — криво усмехнулся Тошка. — Только два раза подряд в одно и то же место не ходят. Закон.

— Закон для трусов, — сказал Борька и посмотрел на меня. — А ты пойдешь?

— Пойду, — сказал я, хотя мне не особенно хотелось. Я знал, что если приду за полночь домой, обязательно нарвусь на скандал.

— Молодец! — сказал Борька.

Съев все Тошкины яблоки, мы вылезли из «пикапа» и потащили велосипедную раму к Владимиру Августовичу.

— In optima forma! * — сказал инженер, осматривая, раму. — Старую краску мы с нее снимем. Подшипники ведущей звездочки и педалей переберем и промоем в керосине. Юра, ты говорил, что можешь достать у отца в гараже тавот для смазки. Это реально?

— Уже достал, — сказал Юрка. — Поллит-ровую банку.

— Принеси, пожалуйста, завтра.

Мы чистили раму часов до шести. Краску обдирали металлической щеткой, мелкой наждачной шкуркой шлифовали подшипниковые

шарики и шайбы, перетерли каждый винт, каждую гайку. Седло Владимир Августович велел выбросить, сказал, что надо купить новое.

Наконец, рама заблестела, как серебряная, а наши руки покрылись царапинами и ссадинами. Инженер сказал, что на сегодня хватит. Юрка Блинов пошел домой, а я и Борька Линевский отправились к Тошке.

У нас на юге быстро темнеет. Едва только солнце опустится за горы, на город падают синие сумерки, которые через полчаса сгущаются в ночь. И если в это время новолуние, темень стоит такая, что в двух шагах не узнаешь родного отца. Мы решили, что не стоит идти домой, а потом топать назад. Лучше пересидеть светлое время у Тошки. И мы сидели и болтали до тех пор, пока за окнами не потемнело так, будто стекла заклеили черной фотобумагой. '

Наконец Тошка сказал; что пора, и повел нас в дальний конец своего сада. Мы раздвинули доски в заборе и пробрались сначала в сад Тарасовых, где не росло ничего, кроме крыжовника и кислой сливы ткемали, а потом очутились в малиннике Логуновых. Малиновые кусты были такие высокие, что скрывали нас с головой.

— Стоп!—тихо сказал Тошка. — Здесь проволока.

Я пошарил рукой в темноте и нащупал целое проволочное заграждение. И вверху и внизу ладонь натыкалась на острые ржавые колючки.

— Ты чего врал, что здесь только два ря-— прошептал я Тошке. — Здесь такое на-

да? — кручено...

Ничего не врал. Здесь и есть две проио-локи. Только они крест-накрест пущены. Вы лезьте, а я приподниму и подержу.

Давай с нами? — сказал Борька. Нет. Второй раз обязательно попадешься. Закон.

— Ну, как хочешь. Где они, эти самые бель

флеры?

— Один сразу

вот здесь,

U

первый. А второй— четвертый в этом ряду, ближе к дому. Чуть что, давайте прямо сюда.

Он приподнял проволоку, и мы поползли в темноту.

Борька сразу нашел первую яблоню и, стараясь не шуршать листьями, полез на нее.

А мне, как всегда, не везло. Я никак не мог отыскать второй бельфлер. Я шарил обеими руками в листве, но пальцы натыкались или на абрикосы, зеленые и жесткие, как грецкие орехи, или на груши, которые тоже еще не поспели и вкусом напоминали траву. Четвертое дерево оказалось не бельфлером, а сливой.

) In optima forma (лат.) —в наилучшей форме.

4 «Костер» JMi2 5

25