Костёр 1968-05, страница 26

емная сила. Птица может менять подъемную силу, меняя угол наклона перьев, сдвигая их или раздвигая. Она делает это движением кожи. Кожей чувствует она и давление воздуха на крыло. Такой сложный, такой чувствительный аппарат человек пока еще создать не в состоянии... Но природа подсказывает другой путь. Природа всегда выручает человека в трудные минуты. Надо только научиться понимать язык, на котором она говорит с нами... Антон, что такое бионика? — неожиданно, как всегда, задал вопрос инженер.

— Бионика... — повторил растерявшийся Тошка. — Бионика — это такая... Честное слово, не знаю, Владимир Августович!

— Отлично, — сказал инженер. — Это мне уже нравится. Не знаешь и не врешь. Молодец. Бионика — это наука, изучающая язык природы. Наука, перенимающая у природы все лучшее, что она изобрела за миллионы лет. Раньше было так: изобретет человек, скажем, локатор. Построит его. А потом глядь: локатор-то, оказывается, уже есть в природе. У летучей мыши и у дельфина. Да еще какой совершенный— на расстоянии ста метров дробинку чувствует!,. Теперь инженеры начинают действовать по-другому. Сначала смотрят, есть ли это в природе, а потом пытаются перенять. Применение в технике принципов живой природы— это и есть бионика. Понятно? И вот что говорит бионика насчет машущего полета: полет птиц, оказывается, самый сложный. Полет насекомых проще, потому что крыло у них представляет собою плоскую вибрирующую пластинку. А у птиц это поверхность с переменной площадью. Кроме того, крыло насекомого обладает самомашущим эффектом. Стрекозе, например, достаточно только один раз сократить мышцы, чтобы оттолкнуться от воздуха. Последующие два-три взмаха крыло делает автоматически, под влиянием набегаю

щего потока воздуха. Вот почему кажется, что насекомые работают крыльями с необычайной быстротой. Однако во время этих автоматических взмахов создается подъемная сила. У птиц этого нет. А теперь посмотрите модель.

Мы осмотрели энтомоптер со всех сторон. Потрогали все рычажки и зубчатые колесики. И опять я удивился, как точно и аккуратно все было сделано. Особенно крылья. Они были капроновые с запрессованной внутрь жилкой из стальной тонкой проволоки. Инженер сказал, что крылья — самая ответственная часть работы, поэтому делать их будем в конце, когда у нас накопится некоторый опыт. А сейчас нужно где-нибудь добыть старую велосипедную раму — основу всего аппарата. Без этой рамы дело не двинется вперед ни на шаг, потому что на ней будет Смонтирован двигатель и кронштейны для крыльев.

Потом инженер показал нам чертежи энто-моптера и тетрадь с расчетами. Тетрадь была толстая, в голубой, как небо, обложке.

Инженер бережно перелистал ее.

— Здесь, на этих страницах — аэродинамика вибрирующего крыла и самомашущего эффекта. Короче: здесь тайна взмаха. Четыре года работы, — сказал он.

— Значит, все уже было рассчитано до нас, да? — сказал Тошка печально. — Для чего мы тогда возились с динамометром и с коромыслами? Для чего писали и считали?

— Мы уточняли данные. Вы мне здорово помогли, ребята. Без вас я, наверное, не смог бы закончить расчеты. Я рад, что мы работаем вместе.

В тот день мы больше ничем не занимались. Сидели вокруг инженера, разговаривали о разных интересных вещах и мечтали о том. времени, когда у каждого в коридоре будет стоять свой личный энтомоптер.

Как мы с

Город кончался у железнодорожного переезда.

За переездом начиналась «та сторона» — маслобойный завод, окруженный горными хребтами из подсолнечной шелухи, вросшие в землю пакгаузы, двери которых никогда не отпирались, автобаза и огромная свалка металлического лома.

Свалка была самым интересным местом на «той стороне». Там можно было найти все что угодно: моток проволоки, ржавую швейную машинку «Зингер», кусок толстого автомобильного стекла «триплекс» или древний трак-

орвались

%

тор с выпуклыми литыми буквами на радиаторе: «Фордзон».

Раньше, в те свободные дни, когда нам не хотелось купаться или ломать ноги в лесу, мы пропадали за переездом.

Мы садились на железное, нагретое солнцем сиденье «Фордзона», пытались передвинуть заржавевшие рычаги, ковырялись в машине, свинчивая, откуда возможно, тяжелые

граненые гайки. -

Этот «Фордзон», каким-то чудом попавший на нашу свалку, наверное, видел начало коллективизации, и первые колхозы, и

23