Костёр 1968-05, страница 29

Вероятно, Тошка неправильно сосчитал. Тогда, позабыв о всякой осторожности, я начал переходить от дерева к дереву, но бельфлера не было. Скоро я перестал соображать, где находится дом Левицких, в какой стороне расположен сад Тольки Логунова и куда нужно бежать в случае опасности.

Хоть бы Борька зашевелился, что ли. Я присел на корточки и прислушался.

Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Борька будто умер на своем дереве. Где он, справа, слева? А может быть, сзади?

— Боря! — позвал я громким шепотом.— Ты где?

Молчание.

— Борис! Ты меня слышишь?

А может, он уже набрал яблок и смылся?

— Борька!

— Ты что, спятил? Тише! — зашипел откуда-то сверху Борька, и сразу все стало ясно. Я понял, что сделал круг и опять пришел к тому месту, где мы влезли в сад.

Я снова начал считать деревья. У четвертого поднял руки, нащупал толстую ветку и вдруг мне в ладонь легло тугое прохладное яблоко, да так и осталось там с листиком на черешке.

Я надкусил его. Да, это был тот самый зна- ' менитый бельфлер.

Через мгновенье я удобно сидел на развилке и опускал за пазуху яблоко за яблоком. Я не брал первые попавшиеся. Я выбирал самые крупные.

Скоро у меня оказалось десятка два отборных бельфлеров. Рубашка на животе и с боков оттопырилась. Яблоки холодили тело, поскрипывали, мешали поворачиваться.

«Еще десяток — и надо сматываться», — подумал я и привстал, чтобы перебраться на развилку повыше.

И тут очень близко от меня громко скрипнула дверь, в темноте вспыхнул яркий прямоугольник света, и в этом прямоугольнике появился черный силуэт человека. Несколько секунд человек всматривался в темноту сада, потом пробормотал что-то и, оставив дверь приоткрытой, направился к той яблоне, на которой сидел я.

Я как стоял, так и замер в полусогнутом положении, охватив ствол руками. Даже дышать перестал. Проклятый Тошка! Хоть бы сказал, что эта яблоня стоит прямо против черного хода в дом.

Человек остановился под яблоней, прямо подо мной, вынул из кармана папиросы и закурил. Огонек спички на мгновение выхватил из темноты его лицо, и я чуть не свалился на

ъ*

землю: это был сам Левицкий!

Все мальчишки города знали Игоря Левицкого. Те, кто играл в шахматы, знали его как двукратного чемпиона города. Те, кто не играл в шахматы, знали, что в саду у Левицкого созревают самые вкусные яблоки и груши. И те и другие знали,что не дай бог попасть в руки

к Левицкому.

...И зачем я согласился идти с Борькой? Мне почему-то всегда не везло. Когда бы я ни залез в чужой сад, я всегда нарывался на хозяина. Вот и сегодня...

Левицкий отшвырнул спичку в сторону и

уселся под яблоней. Папироса то вспыхивала, то угасала, и ко мне поднимался дым, от которого щекотало в носу. Два раза я чуть не чихнул. Наконец, папироса вспыхнула последний раз, прочертила сверкающую дугу и утонула в темноте. Левицкий откашлялся и затих. Уснул, что ли?

Я не знаю, сколько прошло времени. Может быть, час, а может, два. Правая нога у меня затекла и стала как деревянная. Потом я перестал чувствовать пальцы левой. Скоро от неудобного положения так заныла спина, будто меня палкой ударили по позвоночнику.

26