Костёр 1968-05, страница 9

другим, маршал

— Такое право мне дала страна. Я вез материалы мирового значения и никак не мог опоздать. Я доставил их вовремя. Снимки уже готовы и будут сегодня в «Правде». Весь народ увидит, как капитулировал Берлин. Я выполнил ваш приказ! Если считаете меня виновным, я готов принять любое наказание.

После паузы уже совсем мягко-ироническим голосом сказал:

— Ну, хорошо! Победителей не судят. Поскольку снимки получились хорошо и завтра будут в «Правде», я награждаю вас орденом.

Редактор, услышав о награждении, снова заулыбался. Он еще раз поздравил Темина и напомнил:

— Как только будут отпечатаны первые десять тысяч экземпляров «Правды»— вы полетите с газетами обратно в Берлин. А пока идите. Несколько часов в вашем распоряжении, отдыхайте!

Темин вышел из кабинета. До отдыха ли было, если его снова обступили товарищи и забросали вопросами насчет капитуляции Берлина! До самого утра правдисты его не отпускали ни на шаг.

В 8 часов утра нагруженная пачками газет машина привезла Темина на аэродром. С первым рейсовым самолетом он отправился обратно и в тот же день снял еще один интересный, тоже исторический кадр: бойцы возле рейхстага читают свежий номер «Правды», прибывший из Москвы.

А снимки, сделанные Теминым накануне, уже передавались по бильдаппарату в Лондон, Париж и другие зарубежные столицы.

* * *

Недавно я перелистывал журнал «Вокруг света», и мое внимание привлекли цветные фотографии действующего вулкана на Камчатке. Был снят кратер, с лавой, дымом, да так здорово! Смотрю на подпись: «Фото В. Темина».

Разыскал телефон старого товарища, позвонил в Москву:

— Виктор! Поздравляю тебя! Видел в журнале снимки вулкана. Как же тебе это удалось?

— Очень просто. Спустился в кратер

и снял.

Н• Михайлове ний

ПЕРВОЙ ВОЕННОЙ ВЕСНОЙ

Олег Шестгшскии Рисунок В. Бескаравайного

Сорок первый и сорок второй

не дают мне покоя опять. Я совсем не хочу песни петые перепевать, но не все я сказал, я еще про блокаду скажу, обо всем на земле с высоты тех трагедий сужу. Помню

О

первой военной весной, в мае,

двадцать седьмого числа, немцы били жестоко... Такая уж каша была!.. Мама шла из больницы,

о

до парадной шагов пятьдесят,

лишь вбежала она, у парадной ударил снаряд;

только брызги осколков по фасаду со свистом прошли,

только стекла, со звоном дробясь, засверкали в пыли.

Ни один из осколков не рванулся за мамой вослед,

ей осталось до смерти еще

восемнадцать неласковых лет.

Я же ранен был в руку — вижу как будто сейчас — пустяковая ранка, но все-таки кровь пролилась. Я был важен и горд и — знаете — чуточку рад, — вот я мечен фашистом,

• • •

вот и пролил я кровь, как солдат Но сейчас вспоминаю не ради мечтаний пустых, город мой,

кровь я пролил на булыжниках серых твоих... Возвращается детство, ночами холодными снясь, изначальная, грозная, кровная с городом связь!

7