Костёр 1968-07, страница 32— Тихо, ты, — сказала ему Софи, словно он мог ее понять. — Влипнем из-за тебя... Но он продолжал подыматься, глядя вверх широко раскрытыми немигающими глазами, и тонкие серые пальцы побежали по окружающим его предметам, словно он их не видел. Он ощупывал походную койку Мариано. потом дотронулся до руки Софи — и вдруг с отчаянным воплем упал на пол и забился не то в истерическом смехе, не то в эпилептическом припадке. Мариано бросился к нему и, оторвав его от пола, повернул к себе. Лицо передергивалось чудовищными гримасами, но широко раскрытые глаза были неподвижны. — Мне кажется, он ослеп, — прошептал Мариано. Услышав его голос, незнакомец схватил его за руку и быстро, захлебываясь и переходя на плач, заговорил на своем непонятном языке. Он все время повторял одно и то же, всего две фразы, и выбрасывал руку вперед, словно указывая на угол палатки. Но там, кроме баула с личными вещами Софи, ничего не было. Он кричал, приказывал, звал, предупреждал. — На что он показывает? — тихо проговорила Софи. — Или ему что-то чудится? На губах человека выступила лиловая пена, он опустился на пол и затих. Софи наклонилась над ним и, преодолевая брезгливость, положила руку ему на грудь. — Мариано, — крикнула она, — сердце не бьется! Срочно необходим врач! — Здешние врачи, мадемуазель, не многим отличаются от коновалов, и потом они, как правило, не располагают рациями. Но я попытаюсь. Серый человек не шевелился, лицо его потемнело, и если бы не тонкие черты лица, он мог бы сойти за негра. Глаза были по-прежнему открыты. — Он все еще указывает туда... — Куда? — спросил Мариано, занятый своей рацией. — На северо-запад. Туда, где он поставил второй крест и нарисовал пляшущих человечков. — Утром, когда выяснятся отношения и можно будет собрать рабочих или нанять новых, придется закопать тело. — Боюсь, Мариано, что вы никого не соберете и никого не наймете. Они бежали от него, как от дьявола... бежали и вопили что-то на своем языке. — Вы не запомнили, что они кричали? Она произнесла непонятное ей слово, звучание которого врезалось ей в память. Мариано вздрогнул и отшатнулся. — Вы знаете, что оно означает? — спросил он. Софи покачала головой. — Оно значит: «прокаженный». Оба с ужасом смотрели на тело, растянувшееся на полу у их ног. — Нет-нет, — проговорила, наконец, Софи. — Просто это человек не такой, как мы с вами. Мариано пристально посмотрел на широко раскрытые слепые глаза, на серую руку и тихо произнес: — С некоторых пор я начал сомневаться в том, что это вообще человек. Съездить в Сельцо удалось в конце мая: в цеху меняли оборудование, и Маркову предложили неделю за свой счет. Можно и позагорать, и порыбачить. Вот только на охоту срок не выходил, и Марков с сожалением оставил двустволку в ленинградской квартире. Нефедов встретил Маркова так, словно тот всю жизнь останавливался только у него. Наутро, запасясь двумя ломтями вчерашней драчены и соврав для порядку, что пошли на сенокос, Марков отправился в лес вместе с Нефедовым-внуком. Марков не первый год знал мальца, но имени его как-то не догадывался спросить, потому как в семье звали его все, не исключая матери, просто «внуком». По прямой до бывшего дома лесника оказалось идти не шибко долго. Старый забор, кое-где полегший за полгода сиротства, не закрывал покосившегося домика, и еще издали Марков уловил что-то новое в столь привычной ему картине. Сначала подумалось, что мешает буйная зелень — как-никак, наезжал он сюда только зимой. Но, зайдя на двор, он понял, что было лишним: толстенное и безлистное дерево, невесть откуда взявшееся сразу за домом. Марков подошел поближе, завернул за угол, где сиротливо притулилось крылечко о две ступени, и ахнул: дерево росло не за домом, а прямо из самой его середки. Крыша разъехалась надвое, и из нее, как свеча из именинного пирога, торчал здоровенный черный ствол. Марков велел «внучку» не соваться, а сам налег на перекошенную дверь и очутился в пустой горнице. Первое, что попало ему на глаза, была развороченная печь. На груде кирпичей, цепко охватив ее узловатыми корнями, уходящими в подпол, и покоился огромный ствол невиданного доселе дерева. Марков погладил его по черной блестящей коре. Кора была теплой. Марков отдернул руку и пошел кругом, осматривая ствол. В одном месте черная кора лопнула. И при свете, падающем из расколовшейся надвое крыши, Марков увидел под корой серую, ноздреватую массу, похожую не на древесину, а на какой-то пористый минерал... Продолжение следует |