Костёр 1968-08, страница 48

— Ого, молния! — поднял брови Кавтарадзе.

Глянул на адрес и вытаращил глаза. Молния была

адресована ему.

Он торопливо вскрыл телеграмму. Мелькнула подпись— академик Петров. Никогда еще Элгуджа Кавтарадзе не получал молний, подписанных директором института. Да что молний, даже телеграмм за его подписью не приходилось получать.

Элгуджа пробежал глазами текст и похолодел. Текст

гласил:

«Предлагаю немедленно прибыть институт всеми материалами проверки данных Маркова. Транспортировку каменного и прочего материала произвести максимальной осторожностью соответствии инструкции 013».

Из служебных пометок явствовало, что молнии аналогичного содержания были посланы и в другие отряды, где мог находиться Кавтарадзе, а также на базу партии. Элгуджа закусил губу. Очевидно, его разыскивают уже не первый день. И, как назло, в геофизическом отряде, откуда он только что приехал, два дня

не работала рация...

Он перечитал телеграмму... Инструкция 013?.. Еще не легче! Ведь это же инструкция о порядке хранения и транспортировки радиоактивных минералов...

«Будет шашлык, — решил про себя Кавтарадзе,— большой шашлык с перцем. Что там стряслось? Наверно, этот чертов Марков обратился в более высокую инстанцию, оттуда позвонили директору... Это было бы еще полбеды... А при чем инструкция 013? Впрочем, теперь гадать бесполезно. Надо действовать. Немедленно. До Сельцов отсюда по дорогам далеко. И дороги дрянные... Последние дни шли дожди. Застрянешь с машиной в лесу. Если бы напрямик по озерам? Но где достать моторку?.. Может, хозяйка знает...»

Старуха на вопросы отвечала односложно, с обидой поджав губы.

Лодки в деревне, конечно, есть... Найдутся и с мотором... Только на ночь глядя навряд кто поплывет...

Услышав про Сельцы, она всплеснула руками, перекрестилась, зашептала испуганно:

— Не проедешь, сынок. Милиция все как есть дороги перекрыла. И на протоке из нашего озера кордон поставили. Мышь не проскочит. Эпидемию там какую-то нашли. Кого в больницу забрали, кому на месте уколы дают. Из нашей больницы, почитай, всех врачих туда взяли. И всё через старого лесника, не будь к ночи помянут. Давно про него с матерью худое говорили... Накликал беду и сбежал неведомо куда...

«А дело-то все больше запутывается, — соображал Кавтарадзе. — Вот тебе и загадал на комара... Это, конечно, тот лесник, про которого рассказывал Марков...»

— А что за эпидемия?

— Да кто ее знает. Одни говорят, мол, ровно по-дурели все в Сельцах, с ума рехнулись, а другие,— старуха оглянулась и, наклонившись к самому уху Кавтарадзе, зашептала, — другие такие страсти рассказывают: мол, люди там в диких зверей переменяются — шерстью все обросли: и мужики, и бабы, и дети малые. Все как есть от самых глаз по ноги...

— Выдумают тоже! — не выдержал Кавтарадзе, но тут вспомнил буйноволосого, заросшего до самых глаз густой рыжей щетиной Маркова и осекся.

— Ребята мои знают про эти разговоры? — спросил он после короткого молчания.

— Может, и слышали чего, — неохотно ответила хозяйка, снова обидчиво поджав губы.

— Когда же все началось?

— Это чего?

— Ну, милиция и разговоры разные.

— Да болтают с неделю, а милиция — второй день.

— Ясно,—объявил Кавтарадзе. — Все ясно, бабушка. Значит, надо принимать решение...

— Чего, милай?

— Решение, говорю, принимать надо. Иначе шашлык... Начальник из меня шашлык сделает... У кого в деревне моторка-то есть?

— У Фроловых. Как в деревню въезжал — первый дом по левой руке возле озера. Только навряд ли у них кто дома...

— Это даже к лучшему, — обрадовался Кавтарадзе*

— Чего? — не поняла старуха.

— К лучшему, говорю.

— И то... Он мужик боязливый. Не согласится плыть...

— А где он моторку держит?

— За садом, на берегу. Там у него мостки деревянные. У мостков моторка. Только навряд уговоришь.

— И я так думаю... Значит, дело такое, бабушка: придут мои ребята, пусть сразу бегут к Фролову. А не застанут меня, пускай тут ждут. Чтобы ни шагу с базы. Ни ночью, ни утром. Пока не вернусь. Поняли?

— Поняла, чего не понять. Скажу, к Фроловым за моторкой пошел. И чтобы, мол, ждали...

— Вот именно. Спасибо за угощенье.

Кавтарадзе сунул телеграмму в полевую сумку, нахлобучил шляпу и выбрался в сени. В сенях он долго копался в углу, где было сложено оборудование отряда. Найдя то, что было нужно, он перекинул через плечо маленький пластмассовый футляр радиометра, потом выбрал самый длинный щуп на гибком резиновом шнуре. Со щупом в одной руке и геологическим молотком в другой Элгуджа направился через огороды к озеру.

* *

— Нашли кому поручить, — брезгливо цедил академик Петров, постукивая янтарным мундштуком по полированной поверхности письменного стола, — Кавтарадзе! Теперь будем хлопать глазами перед комиссией! Вы его телеграмму видели? Бред какой-то...

Савченко со вздохом пожал плечами. Возражать было нечего, да он предпочитал и не возражать начальству, особенно когда начальство сердилось.

— Подумать только, — продолжал академик, — на территории, где мы столько лет ведем работы, происходят совершенно невероятные события, а мы узнаем об этом последними. И когда от нас требуют объяснений, мы ничего объяснить не можем. А почему? Потому, что мы не знаем, что творится у нас под носом. Позор! Ну что вы молчите, Алексей Осипович, скажите хоть что-нибудь.

— Поначалу все это не выглядело так серьезно, — пробормотал Савченко. — Да и этот Марков показался мне — того...

— И ничего вас не насторожило в его рассказе?

— Я дал указания Кавтарадзе...

— Не напоминайте мне о нем! — подскочил в кресле академик. — Не хочу слышать этой фамилии. Называется, начальник партии! Сначала его нигде не найти. Потом, когда его уже ждут в институте, он оказывается задержанным милицией. И за что? За угон моторной лодки. Нашел время для рыбной ловли! А вместо объяснений дурацкая телеграмма...

— Его не выпускают из-за карантина; вот он и прислал телеграмму...

— Благодарю за разъяснение, Алексей Осипович* Сам я никогда не догадался бы! Вот что, дорогой мой, придется вам ехать вместе со мной на очередное заседание комиссии.

— Но я... — начал было Савченко.

44