Костёр 1968-08, страница 6

Костёр 1968-08, страница 6

15 октября Залка выступал на вечере «Женщинам и детям героического Мадрида».

В ту же ночь он уехал в Испанию.

По рекам и горам, тайком через границы, на самолетах, пароходах, пешком пробирались тогда на Пиренейский полуостров сотни честных людей.

С дороги Залка написал:

«Я еду не на новые экзамены. Я должен повторить пройденное уже раз. И у меня нет беспокойства «перед неизвестным». Я еду с большой уверенностью в том, что буду полезным...»

В Испанию он приехал под именем генерала Лукача.

О. С а в и ч, корреспондент ТАСС, «Известий» и «Комсомольской правды», в книге «Два года в Испании». 1937—1939»:

«...Его назначили командиром бригады. На другой же день она уходила на фронт, под Мадрид. Солдаты принадлежали к двадцати национальностям. Они не подозревали, кто такой Лукач, откуда приехал. Хотя никто из них не понимал русского языка, Залка сказал по-русски:

— Товарищи, сколько бы ни было представлено национальностей среди нас, у нас есть один общий язык: язык Великого Октября».

Из письма генерала Лукача от 18 января 1937 года:

«Я уже больше чем месяц командую бригадой... Части бригады состоят из добровольцев со всего света. Высокоидейные и решительные люди, не жалеющие себя. С такими бойцами и командирами и драться можно, и побеждать можно».

Я попросила кинооператора Романа Лазаревича Кармена, который был в Испании весь первый год войны, рассказать о встречах с Залкой.

«Впервые я встретил Залку на берегу реки Мансанарес, где шли жестокие бои на подступах к Мадриду. Обстановка была крайне тяжелой. Защитники Мадрида отбивали одну за другой бесчисленные атаки рвущихся к центру города фашистов. Вместе с испанцами на этом решающем судьбу Мадрида участке сражалась двенадцатая интербригада.

Когда я, пригибаясь к земле, короткими перебежками добрался до лесной сторожки, стоящей в неглубоком овраге, я увидел человека в байковой куртке, светлых кавалерийских бриджах, идущего мне навстречу по тропинке. Свежевыбритый, подтянутый, над полными улыбающимися губами щетинка подстриженных усов. Это был Матэ Залка. Генерал Лукач. Мы не были с ним лично знакомы в Москве, но здесь крепко обнялись, расцеловались, как самые близкие друзья. Еще бы! Встретиться вдали от родины, да еще в такой обстановке!

С этого момента штаб славной двенадцатой интербригады стал для меня родным домом г,о испанской земле. Он часто кочесал, этот гостеприимный дом. Иногда

это был сырой блиндаж под Брунете или роскошный замок сбежавшего маркиза в Эль Пардо, где после тяжелого боевого дня мы отдыхали ночью в креслах за бутылкой старой малаги из маркизова подвала. Г орел камин, потому что холодный ветер задувал через пролом в стене замка. Матэ с грустью делился с близкими друзьями своей заветной мыслью — он завидовал коллегам, писателям Хемингуэю, Кольцову, Эренбургу:

— А мне даже некогда вытащить из кармана свою записную книжку. Сколько потрясающих эпизодов! Какие заманчивые замыслы приходят в голову!.. Какие люди окружают меня! С радостью я взялся бы за перо...

Залка знал по имени каждого своего солдата. Сколько раз видели мы на лице железного комбрига слезы, когда погибали его люди.

— Береги пленку, Роман,— говорил он.— Красная Армия непременно разгромит фашистов и придет в Берлин, если они посмеют напасть на Советский Союз. Береги пленку!»

4