Костёр 1968-11, страница 36да с торпедных катеров называют наши тендера чапалами и корытами. Короче — приказываю воспеть! Что ж, приказ есть приказ. Я ушла писать о тендерах, и пока писала, все думала, а что же он мне про эпиграмму ничего не сказал — неужели не обиделся? Недоумение мое было настолько великоу что я стала расспрашивать старых матросов: а что за человек начальник политотдела? — А вот он какой, — рассказали мне, — враг ставит в море про-тивокатерные мины, рассчитанные на килевые катера, глубоко сидящие в море. А плоскодонные тендера могут пройти поверх этих мин,, стало быть, по минному полю. Могут-то могут, да не наверняка, конечно. Все-таки это море, с его приливами и отливами. Так вот, наш начальник политотдела садится в свой плоскодонный катерок и один бороздит минное поле. Пройдет его катер, не взорвется — значит, тендера пройдут... Я говорила, что я самая проницательная? Я подумала плохо о человеке? Я судила о нем по внешности, по разговору негероическому о соленых грибках? Так вот с этого самого дня я перестала считать себя проницательной. Мой хмурый и толстый любитель грибов оказался героем невиданным, уникальным, о храбрости которого знали все, воевавшие с ним. Выходит, надо пуд соли съесть с человеком,, чтобы правильно о нем судить. И тогда мне понятно стало, почему он ни слова не сказал мне о эпиграмме. Не было у него ложного самолюбия. Ему важнее то, что я, оказывается, умею писать стихи и что эта моя способность может помочь флоту. Я не помню имени-отчества начальника политотдела. Старших офицеров мы по имени-отчеству не называли. А фамилия его была Сучков, капитан второго ранга Сучков. А теперь я расскажу вам, как перестала считать себя самой умной. Дело было так: после вышеупомянутых стихов о подвигах наших тендеров тот же начальник политотдела перевел меня работать в редакцию бригадной газеты «Боевой курс». Сказал: медсестру новую нам пришлют, а поэта — не пришлют, так что ты как поэт в бригаде нужнее. И я стала писать и печататься. Конечно, не только стихи, но и статьи. И вот, когда начались десантные операции, я решила написать умную и ученую статью о храбрости русского солдата, потому что у взаимодействующей с нами десантной пехоты своей газеты не было, и она читала нашу, морскую. Так вот, я написала, каким должен быть русский солдат. Я вспо мнила о суворовских и кутузовских временах, о гражданской воине — словом, много чего написала, о чем меня в университете учили и что сама вычитала в книжках. Я сама статьей была восхищена, но... ее не напечатали. А мой редактор сказал странную фразу: — Хорошо, птичка, поешь. Где-то сядешь... Возмущению моему не было конца. Не понимают меня! Недоросли, неучи вокруг! Честное слово, я именно так и думала... И вот, пошла я впервые на тендере в десантную операцию. Как корреспондента запихали меня, конечно, в кубрик, велели наружу носу не показывать. И тут я убедилась, что, скажем, такой литературный образ, как «пули стучали дождем» — вовсе не выдуманный и не преувеличенный. Пули и мелкие осколки рвущихся вблизи мин действительно стучали по тендеру дождем, я сама слышала, как этот дождь барабанил... И вот наступил момент, когда тендер замедлил ход, потом совсем стал и — наша храбрая пехота должна была прыгать в воду идти занимать с боем остров.. 32 |