Костёр 1969-07, страница 50

— Десять копеек не хватает, — сказал Сережка, проверив для точности еще раз.

— Десять копеек — подоходный налог,— сказал старик. — Полагается. Спроси кого хоть!

Сережка понял, что торг окончен. Он погорел, стал жертвой тройной бухгалтерии. Молча и сурово он принял двугривенный и, не простившись с чутким стариком, пошел со двора. А старик стоял у ворот и кричал ему вслед:

— Скажи спасибо, что я больше с тебя не взял! Ходют тут всякие!

Понурив голову, шел Сережка домой. Он думал о сложности и глубине людских отношений, пережитках, которые разъедают отсталую часть человечества, равновесии добра и зла.

Возможно, он думал иными словами. Но смысл остается один и тот же.

Солнце опускалось за крыши домов. Сережка ускорил шаг. Мать ничего не скажет ему, потому что они с Сережкой в ссоре. Но Сережка знал, что она ждет и волнуется. Сидит возле окошка, смотрит во двор и грустит...

Отец, наверно, не пришел. Он работает слесарем на экскаваторном. Там у них сейчас аврал, и появляется он поздно, когда Сережка уже спит. Иногда Сережка просыпался и видел узкую полоску света в кухонной двери. Там сидели отец и мать, вполголоса говорили о своих делах, о том, что надо экономить и беречь деньги.

Кроме Сережки, у родителей было еще двое: Сережкина сестра Ира и сестра Аня. Ира

училась в Киеве на англичанку, а сестра Аня — в борисоглебском техникуме. В каждую получку им отправляли деньги или посылки. Но отец и мать никогда не хныкали и не падали духом. Возможно, они не хотели, чтобы обо всем этом знал их сын Сережка.

Отец только гладил мать по плечу и говорил:

— Ничего, мамка, не расстраивайся!

Сережкину мать звали Валей, а точнее —

Валентиной Семеновной. Но отец называл ее мамкой или мамурёнком. Такое у него было смешное и ласковое слово.

Всей семьей Покусаевы собирались в последнее время только по субботам и воскресеньям. Так было и в прошлую субботу. Они сидели за столом, пили чай и говорили о жизни, о том, что пора отправлять в Киев и Борисоглебск посылки.

— Ничего, мамка, — сказал тогда отец.— Смотри, какой у нас помощник растет! Пирогами к старости кормить будет...

Отец как-то ласково и значительно посмотрел на своего сына. Может, он сказал про пироги так. А может, в самом деле верил, что Сережка одумается и станет когда-нибудь человеком.

В принципе Сережка тоже хотел быть человеком. Но у него ничего не получалось. И все шло шиворот-навыворот.

Сережка подошел к своему дому. Во дворе уже никого не было. У подъезда горела желтым светом электрическая лампочка. Сережка постоял немного у подъезда, вздохнул и пошел вверх по лестнице...

ТРЕБУЕТСЯ НЯНЯ

Сережка завтракал с матерью. Она сидела с одной стороны стола, а Сережка — с другой. Сережка не подымал головы. Ему видны только мамины руки. Они тонкие, худые, с голубой жилочкой возле запястья. Эти руки много сделали для Сережки. Нянчили, когда он был маленьким, вытаскивали из пяток занозы, стирали штаны и рубашки, прикладывали к голове мокрые тряпки. Сережка сильно болел. Если бы не мама, он бы не осилил злую горячую болезнь. Мама и ее руки сделали для Сережки все...

Мать устроилась в библиотеку. Теперь у нее работы в два раза больше. Никогда Сережка ке жалел ее по-настоящему, не брал на себя ее заботы. Даже мусорное ведро Сережка выносил с боем. У него всегда находились отговорки и уважительные причины. Лучше самой сделать что надо, не просить этого лодыря и растяпу, не расстраивать и

не унижать себя. Сережка в принципе все это понимал. Но как-то не перевоспитывался и не исправлялся.

Сейчас был подходящий случай сказать все это маме, дать последнее честное-пречестное. В конце концов, он не преступник, и в груди у него бьется настоящее сердце. Сережка размышлял, как все это получше изложить маме, покончить раз и навсегда с темным прошлым, стать образцовым, как Изя Кацнельсон, Галя Гузеева и те ребята, о которых рассказывают в радиопередачах.

Он смотрел на руки матери и подбирал про себя подходящие слова. Душа его была залита теплом, нежностью, всем тем, чему люди не нашли и, видимо, не скоро найдут точного и емкого названия...

Сережка ничего не успел сказать. Мать вдруг поднялась, подошла к нему и прижала к фартуку. На голову Сережки, там, где был

46