Костёр 1969-07, страница 53
Одна была совсем молодая, а другая старая, в белой косынке с двумя острыми концами на лбу. Молодая женщина смотрела в коляску на какой-то бело-розовый сверток и улыбалась. Старуха сидела на табуретке, раскачивала коляску рукой и пела: — Баю-баюшки-баю, колотушек надаю... Сережка понял все. Молодая — это хозяйка свертка, а старуха — нянька. Она опередила Сережку. Он не выдержал конкуренции, погорел, как швед под Полтавой, которого разбил Петр Первый. Сережка повернулся и вышел за ворота. Разорвал в мелкие клочья Изину характеристику и швырнул прочь. Ветер подхватил белые лепестки и понес на самый край света. Сережка постоял еще немного, подумал и поплелся вслед за лепестками на край света... * * * Случилось так, что Сережка до конца света не дошел. Он доковылял только до железной дороги с полосатым шлагбаумом. Справа от переезда был глиняный бугор, а за ним — болото с лягушками. Из-за бугра доносился ка-какой-то вой и визг. Сережка прислушался и понял — это гудела и визжала грузовая машина. Там была узкая земляная дорога. После дождя по ней не ездили. Дождь был только вчера. Так разошелся, что деревья ломались. Наверно, шофер не знал, какая это дорога, и затесался в самую грязь. Сережка полез на бугор, спустился по рыжему скользкому откосу и увидел грузовик с прицепом. На прицепе лежали длинные неструганые доски и большие ящики с черным клеймом. Сережка подошел ближе. Машина увязла в болоте левым колесом, вырыла глубокую скользкую яму. Шофер дергал за рукоятки. Машина моталась из стороны в сторону, гремела всеми своими железками и не двигалась с места. Колесо вертелось вхолостую. Вокруг шлепали липкие черные комья. Шофер окончательно выбился из сил. Он вылез из кабины, вытер рукавом лоб, уныло ударил каблуком по мокрому скату. Тут он заметил ротозея Сережку. Сначала он смотрел на Сережку, как смотрят на пустое место или телеграфные столбы, которые мелькают и мелькают за окном кабины. Потом лицо его оживилось. Вероятно, вспомнил, что вдвоем беда всегда вполбеды. Даже с таким маленьким и не совсем сильным человеком, как Сережка. — А ну, малый, подмогни, — сказал он.— Чего стоишь? Сережка принялся помогать шоферу. Он приволок из-за бугра обломки кирпичей, замостил яму, отошел в сторонку и поднял руку вверх. — Тро-о-гай! Машина вздрогнула, завертела колесами и, переваливаясь с боку на бок, покатила по дороге. Но ликовать и бросать шапки вверх было еще рано. Грузовик прокатил несколько метров, снова забуксовал и вырыл яму больше прежней. Три раза Сережка и шофер вытаскивали машину, и три раза она снова зарывалась в грязь. Грузовик раскалился, как печка. Из радиатора с шумом и свистом вырывались тонкие горячие струи. Они напоминали гейзер, который Сережка видел в учебнике по географии. Солнце старалось вовсю. Даже лягушки примолкли, не показывали глаз из липкой зеленой тины. Только изредка какая-нибудь забудется, квакнет вполсилы и виновато замолкнет. У Сережки ныло с непривычки все тело, все косточки. Он буквально валился с ног. И все же, как ни трудно это было, Сережка не бросил дела, доказал, что и он тоже может быть мужчиной, а не какой-то тряпкой и размазней. Машина вырвалась, наконец, на оперативный простор, весело покатила по дороге. Шофер перевалил через бугор, притормозил и крикнул Сережке. — Иди сюда, малый! Не зная, что будет дальше, Сережка подошел. Шофер выпрыгнул из кабины, вытер руки тряпкой, затем полез в карман и протянул вдруг Сережке рыжий помятый рубль. — Возьми, — сказал он. — Купишь чего, однако... Они стояли рядом — два друга, которых свел случай, два работника и страдальца. Сережка не принимал подаяния. Только крепче сжимал зубами пересохшую, треснувшую поперек губу. — Зачем вы так? — сказал он. — Я ж просто так помогал... Шофер обнял Сережку за плечи. Крепко и горячо, как обнимают только друзей и единомышленников. — Ты меня извини, — сказал он. — Я сразу понял, что ты просто так... Сережкой тебя зовут? — Сережкой. Покусаев фамилия... — Покусаев? А меня — Гырда. Смешно,, правда? — Ничего не смешно. Нормально! — Я тоже думаю — нормально. Не в фами 7 «Костер» № 7 |
