Костёр 1969-10, страница 52

браться с мыслями. Медведица, напротив, вела себя довольно спокойно. Она уселась неподалеку и, видно, не собиралась нападать. Но она также не собиралась и уходить... По ее пристальному тревожному взгляду можно было понять, что она больше всего боялась за жизнь своих детей. Материнский инстинкт заставлял ее быть осторожной.

Немного успокоившись, я стал потихоньку продвигаться к реке. Как только я тронулся с места, медведица пошла за мной. Она шла то сбоку, на опасно близком расстоянии, то опережала меня, садилась на усыпанной порыжевшей хвоей стежке и глядела звериным вопрошающим взглядом, как будто спрашивала: «Далеко ты их несешь?»

Идти становилось все труднее — путь преграждали трясины, завалы бурелома и валуны. Когда я вплотную подошел к реке, медведица выбежала вперед и уселась на сваленном в реку дереве. Я стоял, не зная, что делать: перейти реку вброд довольно рискованно, а раздумывать некогда — солнце почти скрылось, темнеет. И я решил так: одного медвежонка оставить матери, а с другим побыстрее уходить, чтобы в сумерках добраться до заветной сторожки.

Медвежонка я оставил в кустах; он отполз от меня, и когда я пошел, стал визжать, подобно маленькому щенку, сперва тихо, потом все громче и громче. Медведица-мать чуть с ног меня не сшибла — кинулась к брошенному медвежонку.

Я подумал так: если я перескочу на камень и следом за собой уберу бревно от берега, то, возможно, медведица отстанет от меня. Так и сделал. Я уже был на середине реки, когда она бросила оставленного медвежонка и кинулась за мной. Мне казалось, что я в безопасности. Стою на недоступном камне, с ревом и с шумом мчат быстрые воды.

Но рановато я успокоился. Медведица не пошла за мной по бревнам, — она быстро поднялась выше по течению и бросилась вплавь. Мелкие брызги обдали мне лицо. Я никогда не видел плавающих медведей. А тут убедился,

что в воде они даже проворнее, чем на земле. Вот медведица уже выбралась на противоположный берег и, отряхнувшись, уселась в ожидании меня.

Бока ее то подымались, то опускались, мокрая шерсть слиплась, медведица сразу как бы похудела и стала еще страшнее. Пожалуй, надо вернуться назад и оставить второго медвежонка — иного выхода нет.

В это время пронзительно завизжал оставленный медвежонок и ему протяжным воем отозвался тот, что был у меня за спиной. Я взглянул на тот берег. У самой воды, задрав кверху мордочку, сидел на задних лапах взъерошенный медвежонок. Передними лапами он пробовал холодную воду и жалобно визжал. Мать опять бросилась в воду, и я поспешил к берегу.

Миновав прибрежные кусты, я снял рюкзак, достал оттуда пригревшегося медвежонка, погладил, приласкал на прощанье и зашагал побыстрее. Отойдя подальше от кладки, я остановился. Теперь я чувствовал себя в полной безопасности, и мне хотелось узнать, как мать поступит со своими малышами. Гляжу и не верю своим глазам: с трудом перебираясь через моховые кочки, за мной бежит оставленный медвежонок. Он уже был на полпути ко мне, когда мать спохватилась и кинулась за ним вдогонку. Она ловко перебралась через реку по бревнам и в один миг настигла «беглеца».

Подбежав к медвежонку, мать осторожно, как кошка котенка, взяла его в зубы и понесла назад. Медвежонок визжал, царапался, видно, передвигаться в рюкзаке ему нравилось больше, чем висеть в зубах, хотя бы и материнских.

Я дождался, когда она перешла на ту сторону, и зашагал своей дорогой. Пока миновал таежные заросли, была уже ночь. Над острыми вершинами почерневших пихт взошла луна. По темно-голубому небу высыпали яркие звезды. А когда за перелеском показался огонек и приятный запах дыма защекотал мне ноздри, я присел под березкой, закурил.

Рисунок па вклейке И. Ризпича