Костёр 1972-06, страница 37

мов. У нас в Москве такой снег можно увидеть только в самом начале зимы, у нас это называется «первый снег», а в Берлине такой первый снег можно видеть всю зиму, потому что он там не лежит в сугробах на асфальте, а то и дело тает — и выпадает снова. Народу на улицах было мало, но праздничное настроение все равно чувствовалось. Оно было в чистом небе и солнце, в этом сверкающем снеге, в витринах магазинов, украшенных нарядными елками. И среди немногочисленных прохожих встречались люди, тащившие под мышками елки. В витринах елки стояли пушистые, расправив в воздухе свои темно-зеленые лапы, увешанные игрушками. А под мышками прохожих елки были еще будничными, лапы у них были опутаны веревками, и такие елки напоминали издали большие зеленые свечи. Мне тоже должны были купить елку, после бегов, сказала мама, а пока я шел по заснеженной улице, полный смутного ожидания чего-то интересного...

На бегах зато было народу полным-полно! Люди толпились и суетились у входа и возле касс, втекая с улицы рекой. Мы купили билет и программу, а потом долго стояли у входа, и отец все время смотрел на часы и на людей, сновавших вокруг. В воздухе стоял гул голосов, прерываемый откуда-то ударами колокола. Все спешили в глубину, и я тоже тянул отца за руку, но он все чего-то ждал, глядя по сторонам. Я это потом понял, чего он ждал, а тогда я просто нервничал, что все спешат, а мы стоим на месте.

Вдруг отец облегченно улыбнулся — куда-то в толпу — и сказал: «Пошли!» — и мы, наконец, двинулись. Мама шла впереди, задумчи-во кутаясь в свою пушистую черную шубу, а я вприпрыжку рядом с отцом, держа его за руку. Длинная многоярусная трибуна была забита народом! Люди сидели на скамьях и стояли в проходах с белыми программками в руках, и все смотрели на посеребренное снегом зеленое огромное овальное поле... Там по краю тянулись темные беговые круги, и по ним туда-сюда бегали поджарые лошади с перебинтованными ногами. В двухколесных легких колясках красовались жокеи, то есть наездники, в пестрых разноцветных камзолах и кепочках с длинными козырьками. Одеты они были пестро и все по-разному, чтобы их можно было хорошо различать издалека.

Мы нашли себе на скамейке местечко и уселись, и я стал смотреть на лошадей. Они грациозно бежали по дорожкам, одни медленней, другие быстрей, с развевающимися по воздуху гривами и хвостами, выгибая шеи. Мне только не нравилось, что они бегали так далеко и казались такими маленькими! Покататься бы самому на этакой лошади, вот было бы здорово! А то сиди тут и смотри, да еще так далеко вверху, среди этого сонмища людей, которые все разом что-то быстро говорят и в результате ничего не поймешь!

— Erlauben Sie? — услышал я над собой голос: «Вы разрешите?»

— Да, да! — сказала мама. — Пожалуйста!

Какой-то толстый дядька, с рыжими волосами из-под шляпы и большой рыжей бородой, уселся рядом. Раздались удары колокола, шум голосов усилился, и многие встали.

— Мальчику, наверно, не видно, — сказал рыжий дядька, — хочешь встать на скамейку? — спросил он меня.

Мне действительно стало плохо видно, по-