Костёр 1972-07, страница 29Тут командир взвода подскочил к нему, выхватил гранату и швырнул. «Шагом марш,— говорит, — отсюда, чтобы я вас больше не видел!» Вот с тех пор мы и прозвали Шкляренко гранатометчиком. Чуть что — «А ты гранатометчика спроси!», «Где гранатометчик?», «Пойди позови гранатометчика!» Совсем затюкали человека. Куда весь его гонор делся! Как вспомним, как стоял он с побелевшими пальцами, с выкатившимися от страха глазами — так смех разбирает. Сначала он еще пытался отбрыкиваться, а потом совсем сник. Стал тише воды, ниже травы... — Вот оно что! — засмеялся генерал. — А я еще удивлялся тогда, что это со Шкляренко случилось? Не узнать стало человека... А скажите, Кудрявцев, капитана Бабушкина помните? — Бабушкина? Лучшего лыжника? Как же не помнить! — Недавно встретил его. Подполковник уже. Полком командует. А рядового Евсевича помните? — Это который у вас в шахматы в турнире выиграл? — И это не забыл — ты смотри-ка! — радостно воскликнул генерал. — А все-таки у меня тогда позиция лучше была — это я ему по-глупому коня прозевал. А так бы он ни за что у меня не выиграл. Если бы я тогда... «Интересно, — размышлял Сорокин-старший, — вот встретятся через несколько лет старший лейтенант Кудрявцев, допустим, с ефрейтором Халдеавым. И начнут перебирать старых знакомых. «А рядового Сорокина ты помнишь?» — спросит Кудрявцев. «Это какого Сорокина? — скажет Халдеев. — Который полы каждую неделю драил?» Неужели о нем больше и вспомнить нечего будет?» И от таких мыслей Сорокину-старшему стало очень грустно. — Кажется, мы слишком увлеклись воспоминаниями, — вдруг спохватился генерал. — Пора и честь знать. Какие у вас занятия по расписанию? — Материальная часть, товарищ генерал,— быстро доложил ефрейтор Халдеев. — Включение и выключение радиостанции. — Ну вот и отлично. Занимайтесь. А мы с молодым человеком посмотрим. 11. у,На твою долю тревог еще хватит..." Радиостанция размещалась в крытой машине. Одна за другой вспыхивали сигнальные зеленые лампочки. Вздрагивали тонкие, как волосок, стрелки приборов. В серых металлических шкафах начинало что-то гудеть, щелкать. Треск и шорох раздавались в наушниках. Один раз разрешили надеть наушники и Сорокину-младшему. Услышал он тонкий писк морзянки, услышал далекую-далекую музыку, услышал голоса, перебивающие друг друга. Словно взглянул он в волшебную подзорную трубу и увидел все, что делалось далеко вокруг, увидел то, что секунду назад было невидимым. Снял наушники — снова тишина вокруг, только равномерно гудит что-то внутри радиостанции. Надел наушники — опять торопливо пищит морзянка, опять голоса перебивают друг друга. — Володя, я — Берег. Волна, я — Берег, перехожу на прием, — говорит один голос. — Третий, я — первый, посадку не разрешаю, — говорит другой. — Третий, я — первый, посадку не разрешаю. Посадку не разрешаю. Как понял? Я — первый, прием. И сразу тревожно стало Сорокину-младшему. Что там случилось с этим «третьим»? Почему не разрешают ему посадку? Может быть, беда какая-нибудь? Может быть, надо немедленно спешить на помощь? Сорокин-младший вопросительно посмотрел на генерала. Но генерал был спокоен. И все вокруг тоже были спокойны. Пожалуй, только один Сорокин-старший заметно нервничал. Сорокину-старшему сегодня особенно хотелось отличиться — показать, что он умеет включать и настраивать станцию ничуть не хуже, чем остальные,—и он с нетерпением ждал своей очереди. Сорокин-младший не прочь был еще послушать голоса далеких радистов, но тут ефрейтор Халдеев отобрал у него наушники. Вот это был класс! Ефрейтор Халдеев щелкал переключателями, даже не глядя на них; наверняка и с закрытыми глазами, и в темноте ему бы ничего не стоило включить и настроить радиостанцию. Где уж угнаться за ним Сорокину-старшему! Да и не старался Сорокин-старший, когда сел к пульту управления, опередить Халде-ева — ему лишь бы не перепутать переключатели, лишь бы не нажать второпях не ту кнопку. И снова вспыхивают зеленые сигнальные 27 |