Костёр 1975-05, страница 51

сказывал, что ему трое операцию делали. Доктор этот Волков руководил...

— А-а... вот в чем дело! Вот так Волков! А потом что стало с Волковым, не знаете? — у Олега задрожала рука, и он поставил кружку с компотом на стол, чтобы не разлить. — Куда он делся?

Жаворонкова развела руками.

— Куда делся... Мишу-то с завода военные увезли потом в госпиталь, а там он ко мне на поправку в Киров приехал. А там уж на фронт отправился. В Берлине и погиб за три дня до победы. А доктор...

Больше он не решался задавать вопросов. И так немало узнал сегодня.

— Когда мне с завода позвонили и сказали, что ты придешь, я поинтересовалась зачем. Сейчас я тебе покажу... — она поднялась и принесла из другой комнаты два пожелтевших письма.

— Посмотри, какие письма присылали. Тре

угольник простой. Один штамп «полевая почта» и все... Только уж ты осторожней.

Она бережно положила письма перед Олегом.

Фронтовые письма! Отец рассказывал, что солдаты писали их между боями, выпрашивая друг у друга листок бумаги, — какие уж тут конверты, — писали в землянках и в окопах, иногда не успевали и дописать, надо было подниматься в атаку.

Олегу захотелось почитать эти письма одному, а еще лучше — показать бы их отцу! Ведь это письма того самого Жаворонкова, которого, как и отца, спас доктор Волков...

— Пожалуйста, дайте их мне. Я только... я ненадолго возьму. Я с ними буду очень аккуратно обращаться, — стал просить Олег. — Мне очень нужно. Понимаете, я хочу разыскать доктора Волкова.

Покачав головой, она быстро прикрыла треугольники своими большими руками.

Екатерина

Апенсеевна

Шанина,

фельдшер медсанчасти Балтийского завода

Фото военных лет

|*| ервый день мира я, воен-фельдшер советского госпиталя, встретила в семидесяти километрах от Берлина, в городе Бреслау.

Я начала ждать этого дня с того самого момента, когда девятнадцатилетней практиканткой фельдшерской школы

22 июня 1941 года попала в ад первой бомбежки и увидела первых раненых и убитых.

И вот ранним утром:

— Девчонки, вставайте! Война кончилась!! Победа!!!

Это кричала наша дежурная по госпиталю. Конечно, все мгновенно проснулись.

Выскочили на улицу. А там полно народу и много наших солдат. Мы всех наших, как самых родных, встречали — поздравляли, обнимали. Это же были свои, это же мы вместе победили!

Трудно, ох как трудно досталась победа! Подруге моей, веселой украинке, некуда было вернуться с фронта — дом сожгла бомба. 900 страшных дней блокады пережила в Ленинграде моя мать. И даже в эти первые часы Дня Победы перед глазами вставали разрушенные города, расстрелянные люди, голодные дети.

А потом начался обычный рабочий день. Война кончилась, но здесь, в госпитале, она продолжалась — война со смертью. Мы привыкли к этому «фронту», а в этот день и вовсе были настроены по-боевому: все готовы были сделать, любое чудо совершить, лишь бы все наши ребята домой вернулись. Нельзя же умирать после победы!

Но раненые, которых привезли к нам в этот день, были необычными. Они бредили, звали близких, просили воды на немецком языке. Это были пленные немецкие солдаты. И мы начали спасать их жизни. По долгу медиков, по совести советских людей, по великодушию победителей.

А мир входил в свои права, и мы с трудом привыкали к тишине.

47