Костёр 1975-05, страница 6

БОЕВОЙ ЭФФЕКТ

Марк Галлай Рисунок А. Януса

Прошло без малого два часа с той минуты, когда двухмоторный пикирующий бомбардировщик лейтенанта Ржевского разбежался по блестящему снежному покрову нашего полевого аэродрома, оторвался от земли и плавным разворотом ушел на запад.

Вроде пора бы ему уже возвращаться!

Звено, взлетевшее после него, успело слетать к линии фронта, отбомбиться по позициям противника и вернуться домой. А Ржевского все не было.

Впрочем, удивляться этому не приходилось: в тот день экипаж Ржевского получил особое задание: разведать проходящие западнее Витебска железнодорожные и шоссейные пути, по которым могли перебрасываться войска и боевая техника противника в сторону нашего Калининского фронта.

Город Витебск! Сегодня это — один из многих областных центров нашей страны, город как город. Но в ту первую военную зиму, когда бои шли под самой Москвой, когда фашистские войска осаждали Ленинград, — тогда до Витебска надо было добираться за сотни километров оккупированной врагом территории. И на каждом из этих километров могла ждать притаившаяся зенитка или патрулирующий истребитель противника. Да, непростое задание досталось Ржевскому — мы все это отлично понимали.

...Но вот, наконец, в воздухе возник шум моторов — сначала далекий и тонкий, как комариное жужжание, потом все более густой и мощный, через минуту над окружавшими аэродром елями появился силуэт самолета, еще несколько секунд — и пикировщик катился по снегу.

— Чего это вы так замешкались? — спросил у экипажа начальник штаба полка.

— Много всякой всячины нашли, — ответил штурман и добавил, ткнув пальцем размеченную множеством значков карту в своем планшете:

— Вот оно все тут... А мы бы еще дольше пролетали, да немного на обратном пути маршрут срезали...

Тут штурман уловил грозный взгляд своего командира экипажа и под действием означенного взгляда немедленно, на полуслове закрыл рот.

Столь таинственное умолчание разогрело

4

любопытство окружающих. К тому же и весь прилетевший экипаж показался нам чуть больше возбужденным, чем полагалось бы после нормального боевого вылета, пусть даже немного более сложного, чем обычно.

Не бе> труда удалось вытянуть из наших друзей, что они, выполнив разведку и убедившись, что бензина в баках на обратный путь хоть и хватает, но нельзя сказать, чтобы с особым запасом, — решили спрямить дорогу домой и прошли... прямо через Витебск. Прошли средь бела дня, на высоте всего в двести метров. «Чтоб народ красные звезды увидел», как уточнил стрелок-радист.

Все мы понимали, что спрямление маршрута было не единственным и, наверное, не главным поводом, толкнувшим экипаж Ржевского на их неожиданное и смелое решение.

Ребята знали этот город — до войны полк стоял поблизости от него. Знали многих его жителей — Ржевский говорил потом, что ему казалось, будто, пролетая над знакомыми улицами, он приветствует лично знакомых ему людей. Приветствует и ободряет. Как бы напоминает: «Мы вернемся!»

Полет Ржевского обсуждался активно и бурно.

— Никакого боевого эффекта в таком цирковом номере нет, — сердито сказал один из офицеров полка.

— Есть! — ответило скептику сразу несколько голосов.

И, я думаю, владельцы этих голосов были правы. В самом деле: представьте себе, что должны были почувствовать жители Витебска, уже много месяцев томящиеся под гнетом вражеской оккупации, боящиеся верить слухам, распространяемым фашистами, о том, что Красная Армия разгромлена, Москва взята и гитлеровский «новый порядок» утвержден навеки, — что они должны были почувствовать, увидев у себя над головами, средь бела дня, боевой советский самолет, спокойно летящий вдоль главной улицы города и будто бы не замечающий лихорадочного огня, который гитлеровские зенитчики с опозданием (конечно же, с опозданием: решение наших летчиков было неожиданным прежде всего для противника) открывали ему вдогонку.

Когда два с лишним года спустя Витебск был освобожден, оказалось, что уцелевшие его жители помнят этот полет! Полет, который