Костёр 1976-01, страница 15

Костёр 1976-01, страница 15

— Знаю одного пацана, так он каждое утро специально носом в стену бьет — вместо зарядки. Чтобы воспитать нос. Это он в боксеры себя готовит.

Танька сказала «глупо», улыбнулась и покачала головой. И еще сказала:

— Завтра мне в драмкружок, что я скажу?

— Скажи там, что будешь играть Бабу-Ягу, — предложил Кеша.

В магазине, куда мы пришли, не было школьных портфелей. Только желтые, и такие громадные, что и взрослому не унести.

Пришли в Гостиный двор. Здесь были разные портфели.

— Этот вроде похож. Кажется, такой у нее был, — сказал Кеша. — Берем?

— Берем!

— Скажите, пожалуйста, сколько стоит такой портфель? — спросила Танька у продавца.

— Три семьдесят.

Мы забрали портфель и пошли в Дом книги. К нашей радости, там было все, что нужно. И «Родная речь», и «Математика», и тетради. Потом мы еще купили авторучку и несколько резинок — чернильных и карандашных.

— Теперь по домам, — сказала Танька. — А в семь... Ох, что-то будет, мальчишки, — она опять потрогала свой нос. — А знаете что? Давайте еще до педсовета извинимся перед немкой? Все-таки мы обидели ее, правда ведь? А?

— Можно.

— А по-моему, она этого не заслуживает,— сказал я.

— На месте решим, — сказал Кеша. — А вообще, тебе, как пострадавшей, ничего не будет. А вот нам с Вовой как всыплют — будь здоров!

И хотя от Кешиных слов у меня защемило в груди, я спокойно так сказал:

— Посмотрим. Там тоже люди...

И что за народ

Дверь нам открыла Настенька. Мы даже растерялись. Это была вроде и прежняя Настенька, но совсем другая: радостная.

И Кеша, не понимая, чему она рада, голосом взрослого человека сказал:

— Вот тебе портфель, кроха. Не нужно плакать. Улыбайся и думай о том, что жизнь пре-красна% — Он с деловым видом раскрыл портфель, чтобы показать покупки.

— Ой, а у меня уже все есть, — сказала Настенька.

— Что у тебя есть?

— Все есть. Портфель, и книжки, и тетради.

— Так... — сказал Кеша. — Где взяла?

— ...Не велел он говорить.

— Вот те и раз, — сказал я.

— Я пообещала, что не скажу.

— Ладно, — сказал я. — Не говори. Но, может быть, ты покажешь нам свой портфель?

Настенька повела нас в комнату и показала черный портфель с белым замком.

— Три семьдесят? — спросил Кеша

— Три семьдесят,—радостно повторила Настенька и погладила маленькой ладошкой черную шершавую кожу. — Ладно, скажу: мне его дед Захар купил. Я на улицу вышла, опять заплакала. А он подошел и повел меня покупать.

— Ну, дед! — сказал Кеша. — И здесь успел.

Наши приехали

Дед Захар сидел на кухне и ел суп.

— Ну, как дела, дед? — таинственным голосом спросил Кеша. — Как погодка?

Захар отложил ложку, вытер бороду и кивнул.

— Все. Кончили. Двадцать два тополя.

— А у меня в школе неприятности, — вздохнул Кеша. — Сегодня педсовет, промотали немецкий. И, между прочим, твой внук виноват больше других — это он всех подговорил... Ты, случаем, не зайдешь? Раньше ты к этому терпимо относился.

— Я никогда к твоим выходкам терпимо не относился, — сказал Захар. — Я вот смотрю, что мне в свое детство из твоего и вставлять будет нечего.

— Конечно. И не будет. Если портфели раньше нас девчонкам покупать. Ты скажи, как это получилось?

Захар хотел ответить, но вдруг закрыл глаза, и рука его медленно поднялась на грудь, где сердце.

— Деда, плохо тебе? Плохо?..

— Валидол, — прошептал Захар.

Кеша бросился в комнату, а я налил в чашку воды, поставил рядом, вскочил на подоконник, открыл форточку.

— Деда, выпей. Скорей!

Захар открыл глаза. Дрожащей рукой взял из коричневой бутылочки таблетку и сунул в рот. Подождав, тихо сказал:

— Ничего. Я еще на следующий год марафон «Пушкин — Ленинград» побегу...

Мы с Кешей вышли на лестницу.

— Боюсь я за деда, — сказал Кеша.

— И я боюсь, — сказал я, думая о Кеши-ном Захаре, о своей бабушке и о том, что мне тринадцать лет, а ей уже шестьдесят пять, и о том, что сегодня педсовет, и о том, что с каждым днем моя жизнь делается все сложнее.

На улице начинало темнеть, но, подойдя к своему дому, я увидел, как из такси выходят мои родители и сестры. Папа уже заметил меня и, улыбаясь, развел руки в стороны. И, чуть не заревев от радости, я бросился к нему на шею...