Костёр 1976-07, страница 19

| С ВАМИ

ГОВОРИМ I НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ

С. ДОВЛАТОВ

Рисунок А. Гетманского

Приемная Таллинского врачебно-физкультурного диспансера. Здесь чуточку неуютно, как в стенах поликлиники. Марлевые занавески на окнах вздрагивают. Покачивает глянцевыми листьями фикус Холодновато блестят медицинские инструменты. А рядом, неожиданно — лыжи, штанга, пневматическая боксерская «груша»...

В дверях появляется сгорбленный человек.

— Як доктору Маркузасу.

Навстречу посетителю выходит рослый мужчина. Улыбаясь, протягивает левую руку. Правая — в кармане халата.

Страдальчески морщась, посетитель говорит:

— Доктор, вы, конечно, не узнаете меня)

— О, я не такой уж профан в спорте. Вы — Алексей Таммисте, звезда советского баскетбола.

— Сейчас я развалина, доктор!..

— А ну-ка повернитесь. Так. Минутку. Больно! Радикулит, если не ошибаюсь. Да, именно радикулит. Попробуйте сделать так. А сейчас — вот так. Что ж, радикулит дело поправимое.

— Но я должен играть в четверг! Понимаете, в четверг. А я не могу самостоятельно одеться...

— В четверг, говорите1 Надо записать. Приду болеть за вас, Таммисте.

Маркузас смотрит на часы.

— Так вот. Сейчас понедельник. Десять часов утра. Шестьдесят часов спустя вы будете в отличной форме.

— Значит, шестьдесят часов. Не больше и не меньше!

— Не больше и не меньше. Точность — прирожденная немецкая черта.

— Немецкая! Я не уловил акцента. Странно.

— Я давно здесь живу. У нас будет время. Расскажу вам о себе...

...Гранд-отель в Мюнхене. Прохладный от бесчисленных зеркал вестибюль. Немецкая, английская, французская речь. Солидная публика: коммерсанты, ученые, дипломаты. Услужливые администраторы в черно-белых смокингах напоминают пингвинов.

По широкой лестнице отеля спускается немолодой человек в темном костюме. На лацкане круглый жетон — «USSR». Ему навстречу спешит приземистый толстяк, увешанный значками. Вот они заметили, узнали друг друга. Короткая пауза. Приподнятые брови... Толстяк заговорил первым:

— О господи! Маркузе! Ты ли это, старина?! Не узнаешь?

— Здравствуй, Гейнц фон Книбуш. Как ты располнел!

Бывшему спортсмену это не к лицу.

— Я вообще изменился, дружище! Стал другим человеком. Ты не веришь?

— Хотелось бы верить, Гейнц.

— Так протяни же мне руку, дружище!

— Я не могу этого сделать, Гейнц. Мне ампутировали ее под Витебском.

— Какое несчастье! Ты сражался на восточном фронте?

— На Белорусском фронте, в частях Советской Армии.

Минутная пауза. Затем Гейнц фон Книбуш еле слышно произносит:

— Ты убивал соотечественников, Маркузе? Ты убивал немцев?

И слышит в ответ:

— Я убивал фашистов!..

Июль 1923 года. Немецкая марка катастрофически падает в цене.

На полную мощность работают типографские станки. Они заготавливают для следующего дня новую кучу денег.

— Вот зарплата, — обращается вечером к жене страховой агент Герман Маркузе, — иди купи цыпленка. Утром ты на эти деньги не купишь и яйца.

В семье Маркузе шестеро детей. Остен — квартал бедняков. Горький запах размякшего маргарина. Низкосортный уголь чадит.

Тринадцатилетний мальчуган натягивает джемпер, похожий на рыболовную сеть.

— Ты куда, сынок? — Маркузе откладывает газету.

— На стадион, папа.

— Что ж, это помогает забыть о голоде...

Баварский квартал. Особняк ротмистра Иоахима фон Кни-буша. С бульвара доносится горьковатый запах лип. Шуршит накрахмаленное платье горничной. На столе мельхиоровый кофейник, английский джем, печенье от Гильбриха.

Ротмистр фон Книбуш надевает бриллиантовые запонки.

Вбегает тринадцатилетний Гейнц. На нем костюмчик, сшитый лондонским портным.

17