Костёр 1976-10, страница 25

совсем ничего... Не они не хотят брать, а мы, мы не хотим его отдавать!

— Сознаюсь, не понял, — сказал Нинин папа. — Кто это «мы»?

— Представляете, — перебила Дина Мироновна, теперь уже глядя на Нинину маму, — там даже язык не тот. «Дюже» и «гарно». Галушки да пампушки. А собака, можно сказать, выросла в Ленинграде.

— Ваша собака случаем Достоевским не интересуется, — спросил, не отрывая пальца от переносицы, Николай Сергеевич, — или ей ближе блоковские мотивы?

— Коля! — вскрикнула Нинина мама.

— Ничего, ничего, — как больному, ласково улыбаясь Николаю Сергеевичу, .сказала Дина Мироновна. — Напрасно вы так иронизируете. Ну, сами себя представьте на его месте. Вы вот с детства слышите один язык, а вас вдруг взяли да и перевезли насильно ку-да-нибудь... В Африку, например. Много вы там поймете?

— Хм, — сказал Николай Сергеевич.—Мне, знаете ли, как-то ни разу не приходило в голову.

— Вот видите! — ласково сказала Дина Мироновна. — Даже не приходило!

— Я, правда, не закапываю объедков в чужую постель, — сказал Николай Сергеевич,— а что касается луж, которые ваш любимец обожает пускать под дверь...

— Минуточку! — закричала Дина Мироновна. — Минуточку! Это вы зря, зря на него! Он просто от радости. Он же бывает счастлив! Тут уж у него рефлекс... Все отказывает...

— У меня, кажется, тоже. Кстати, об Африке, — сказал, поворачиваясь к жене, Николай Сергеевич. — Предлагают поехать поработать.

— Это серьезно? — спросила Нинина мама.

— И, наверно, без семьи? — живо спросила Дина Мироновна, и глаза ее, как в первый приход, скользнули по стенам.

— Кажется, другого способа нет, — нервно улыбаясь, начал Николай Сергеевич.

— Коля! — еще более нервно сказала Нинина мама.

Нинка рассказывала, что вечерами ее папа иногда вдруг поднимал голову от книги и говорил: «В мешок всех, в мешок...»

Семья была в сборе, и Тарзан вваливался в комнату.

— Послушай, — говорил Николай Сергеевич. — Оказывается, не Дина Мироновна генерирует этот запах, а он сам. Она лишь умеет как-то удивительно его сохранять. Научилась аккумулировать.

— Я понимаю, дорогой, что тебе трудно, и я вчера самым решительным образом... Но, может, мы его, правда, пока вымоем? Действительно, что-то он стал попахивать.

В операции участвовали все. Первое, что Тарзан сделал, когда его общими усилиями поставили в теплую воду, задумчиво поднял лапу и пожурчал.

— Мой отзывчивый! — тоном Дины Мироновны сказал Николай Сергеевич. — Где-то у меня есть прекрасный широкий ремень с тяжелой пряжкой...

— Ты, кажется, действительно не в себе! — вскрикнула Нинина мама. — А если у животного рефлекс? Чем оно виновато?

— ОНО, может быть, и ничем не ВИНОВАТО! — особенно произнося слова, медленно сказал Николай Сергеевич. — ОНО...

ОНО было счастливо. ОНО стало прыгать в ванне и чихать от сложно пахнущей пены.

— Иди, иди, — сказала Нинина мама. — Когда сменю воду, я позову тебя помочь...

В этот день они легли позже часа ночи — во второй воде Тарзан совсем разыгрался, а они забыли закрыться в ванной на задвижку. Тарзан носился по квартире галопом, оставляя на паркете клочья серой пены.

— Ты не хочешь сам принять ванну? — после того, как Тарзан был закрыт в кухне, спросила Нинина мама.

— Я уж лучше завтра в общую баньку, — сказал Николай Сергеевич. — Как-то надежней. Там все же перед тобой собак не моют...

Через несколько дней Дина Мироновна сообщила, что есть люди в Сиверской, которым нужна именно такая собака.

— Ну, наконец, — сказал Николай Сергеевич. — Сами приедут или отвезти? Бросаю все дела...

22