Костёр 1977-05, страница 19

ДОКТОР

РЕСПУБИ

И К И

Семен ЛАСКИН

ПОВЕСТЬ

В ПОЕЗДЕ

«Предъявитель сего Народный комиссар здравоохранения доктор Н. А. Семашко согласно приказу Реввоенсовета республики 1918 года № 311 имеет право медико-санитарного контроля во всех военно-санитарных учреждениях, частях войск, что подписью и приложением печати удостоверяется.

Все военные власти и начальствующие лица обязаны оказывать доктору Семашко Н. А. полное содействие.

Заместитель Председателя Реввоенсовета Склянски й».

Санитарный поезд часами простаивал на каждой станции. Фронт находился рядом. Гул канонады не утихал.

Состав был давно наполнен ранеными, но на каждой станции в вагоны протискивались новые красноармейцы.

Комиссар поезда Мурашов, бывший слесарь завода Симменса в Петербурге, старался разместить всех, грозил маузером железнодорожным начальникам, требовал срочного отправления.

А в служебном вагоне метался в сыпнотифозном жару доставленный с фронта нарком Семашко.

Каждую свободную минуту Мурашов забегал в купе, останавливался около наркома, беспомощно глядел на его пылающее воспаленное лицо. Семашко бредил. Требовал отдать кого-то под трибунал. Вскакивал.

Ну что тут мог сделать Мурашов?! Чем помочь? Вот если бы сломался вагон, то он, слесарь, сразу бы разобрался, но здесь было иное...

В углу купе, на полу, обхватив руками колени, сидела девочка в гимнастерке. Рядом с ней лежал маузер в деревянной кобуре.

Мурашов тревожно спрашивал:

— Ну как, не лучше?

Девочка качала головой.

— Бредит, товарищ комиссар. Не довезем, честное слово.

— Должны довезти,— сердился Мурашов.—

Окончание. См. «Костер» №№ 1, 3, 4, 1977 г.

И не смей сеять панику, Татьяна! Ты не только мой заместитель, ты еще и сестра милосердия. Делу тебя учили.■

Татьяна вытягивалась перед Мурашовым. Была она махонькая, с беленькой тонкой косичкой из-под фуражки, со вздернутым носиком.

— А потом, — напоминал ей Мурашов, — в поезде есть доктор. Зови, когда нужно. Он хоть и белый, но врач.

— Не верю я Савицкому! — горячилась Татьяна. — Вражеский он элемент. А тут пролетарский нарком, товарищ Мурашов.

В словах Татьяны была правда: врач из белых. Как такому доверить?..

— Ходит как гусь, — возмущалась Татьяна. — Ни с кем не разговаривает. А ленточка георгиевского кавалера что стоит!

— А не веришь — следи, — отрезал комиссар. — Глаз не спускай. Контролируй.

— Чего же контролировать? — чуть не плакала Татьяна. — Я же сестрой в зубном кабинете работала. И мы этих болезней не изучали.

Доктор Савицкий, высокий, черноволосый, красивый человек лет двадцати восьми, уже больше месяца был прикомандирован к санитарному поезду. Времени да и желания беседовать с Мурашовым у него не было. Из-за многочасовых изнурительных стоянок поток раненых не кончался. Доктор сутками не выходил из своего вагона, где сам организовал маленькую операционную.

Поезд буквально полз по прифронтовой полосе, здоровье раненых ухудшалось, и Савицкому приходилось оперировать в самых сложных условиях.

Иногда, обессилев, Савицкий садился на табурет, минут десять дремал.

Санитары будили его. Савицкий вскакивал, протирал пенсне, одергивал гимнастерку, с которой действительно не снимал ленточки георгиевского кавалера, полученной еще в четырнадцатом году, на немецком фронте, и брался за скальпель.

Между операциями он бежал в соседний вагон, где метался в тифозном жару Семашко. Состояние наркома было тяжелым, начинался кризис.

17