Костёр 1977-05, страница 23
Поднялись на помост, стали в изголовье народные комиссары Дзержинский и Семашко, председатель ВЦИК Калинин, командарм Ворошилов. Течет мимо них народная река, рабочие со всех московских заводов, крестьяне из дальних сел, моряки Балтики, красноармейцы и командиры... Умер Ленин! Вождь народа, их вождь. Скорбное молчание — громче любого крика. Как рвется и стонет сердце, а в памяти живо звучит его голос, его слова... На письменном столе народного комиссара здравоохранения Николая Александровича Семашко лежат письма Ленина. Знакомый размашистый почерк, широкий и щедрый, как душа Ильича. Сколько раз за эти дни перечитал строки Владимира Ильича! «Николай Александрович! У меня сидит тов. Иван Афанасьевич Чеку-нов, очень интересный трудовой крестьянин... Он потерял очки, заплатил за дрянь 15000 р.! Нельзя ли помочь ему достать хорошие очки? Очень прошу помочь и попросить секретаря Вашего сообщить мне, удалось ли. Ваш Ленин». Удалось, удалось достать очки трудовому крестьянину Чекунову, думает Семашко. Не удалось большее — сохранить жизнь Ильичу. Бесценную, удивительную, беспримерную жизнь. А ведь всего за два дня до смерти выступил Калинин в Центральном комитете, сказал, что Ильичу лучше. Иностранные врачи пообещали выздоровление... Какой крик радости услышали кремлевские стены! Сколько надежды засветилось в глазах людей! И вот страшная весть — Ильича не стало... Потом мысли Семашко уносятся в Женеву. Солнечное доброе утро. На горных склонах цветут эдельвейсы. Он,Семашко, его дочь Галя и Ленин с велосипедами поднимаются в горы. Галя пыхтит, справиться не может — слишком тяжела для нее машина. Ленин идет рядом. Помогает ребенку. Тянет в гору оба велосипеда. — Пускай она сама, Владимир Ильич. Напросилась со взрослыми, а теперь вот ей и помогай... Ильич молчит, хмурится. Потом говорит: — Но ведь она же совсем маленькая!.. Кабинет Ленина. Ильич, Семашко и Королев — председатель профсоюза города Иваново. Глаза у Ленина грустные, он внимательно слушает Королева. — Худо у нас, Владимир Ильич. Вот Николай Александрович посоветовал обратиться к вам. Нет топлива. Нет сырья для ивановских фабрик. Город голодает. Ильич обрывает на полуслове: — А дети? Как дети, товарищ Королев? Королев молчит. Ленину нужно говорить только правду. — Дети голодают тоже. Ильич берет телефонную трубку. — Наркомпрода Цюрупу. Резкие интонации слышны в голосе. Ильич повторяет слова Королева. Трудно, в Иванове очень трудно. Нужно помочь неотлагательно детям. — Да, распорядитесь. Что только возможно. Сгущенное молоко. Масло. Муку. Яйца. И сообщите мне. Когда отправите. Вешает трубку. Бледный. Долго ходит по комнате. Когда пожимает Королеву и Семашко руки, старается отвернуться, трудно скрыть, как огорчил его гость из Иванова. Но было и другое. Смех! Счастливый смех Ильича. Вот они вдвоем в кабинете. — Ну, Николай Александрович, рассказывайте, как поработали в Крыму? Будут санатории во дворцах? Сможем мы поселить туда рабочих? — Будут, — обещает Семашко. — Представляете, Владимир Ильич, проехали мы по побережью, опечатали дворцы и лучшие особняки, а потом объявили, что любой, кто посмеет сорвать государственные печати, будет расстрелян. Все это принадлежит народу! — Прекрасно! — глаза Ильича лучатся. — А теперь пишите проект декрета. Да так, чтобы каждая фраза звучала, как гимн... Задумывается, закрывает глаза и словно диктует: — ...Дачи, особняки, дворцы великих князей и царей — так и напишите — станут санаториями не только для рабочих и крестьян всех советских республик, но и для рабочих других стран. Семашко нравится проект Ленина, но уж больно фантастично звучат эти слова. — Не рано ли, Владимир Ильич? — Для этих слов, — улыбается Ленин, — пришло самое время. И еще встреча... Вошел в кабинет'Ленина по срочному вызову. Спешил в Петроград из Москвы. Волновался. — Хорошо, что вы так быстро, — говорит Ленин. — Ну, как дела в Московской управе? Справляетесь, я слышал?.. — Кое-что удалось, Владимир Ильич. Открываем первые научно-исследовательские институты... — Отлично, — говорит Ленин. — А мы тут придумали для вас новое дело. 21 |
