Костёр 1977-06, страница 33в который уложили кое-какую одежонку, рваное одеяло и несколько спичечных коробков. Спичкам я придавал особое значение. Где-то я читал про экспедицию, которая тщательно подготовилась к путешествию, все было уложено, учтено. Но она окончилась неудачей только потому, что позабыли такой пустяк, как спички. Я обшарил дом и забрал все коробки, какие мне попались. Хови ждал нас в проулке с банджо и узелком под мышкой. Несколько часов мы поспали на скамейке в парке, а на рассвете пришли в столовую Армии спасения. Она только что открылась, и народу пока было мало. Высокий человек с усталым лицом, покачав головой, дал нам по миске овсянки, но велел больше не приходить: эта еда —для мужчин, которым целый день стоять в очередях на биржах труда, а не для сбежавших из дома детей. В первый же день я убедился, как прав был Хови, настояв, чтобы мы взяли с собой Джоя. После полудня на углу улиц Рендольф и Уобаш мы впервые попытали счастья в искусстве попрошайничества. Вернее, пытали счастье Джой и Хови. Оба были небольшого роста и годились на это дело. Русые волосы Джоя хорошо сочетались с большими карими глазами на желтоватом лице Хови. Я смешался с толпой, наблюдая за их представлением со стороны. Джой пел, и его личико светилось, золотая челка то и дело спадала на глаза. Голос его был хоть и жидковат, но чист и нежен. Хови хорошо ему аккомпанировал, получалось как надо. Хови, точно настоящий артист, перебирал струны в веселом арпеджио и таинственно улыбался Джою. Прохожие останавливались, чтобы поглядеть на них. Кое-кто улыбался, а чьи-то мрачные лица делались еще грустнее. Многие протягивали руки к перевернутой кепке Джоя и опускали в нее пягицентовики и другие мелкие монетки. Хови и Джой закончили представление в сумерки. Они набрали семьдесят восемь центов. Мы купили горячих сосисок и буханку хлеба, и еще у нас оставались деньги на завтрак. Мы давились едой и ликовали. Если пение Джоя и банджо Хови способны прокормить нас, то можно представить, как пойдут дела, когда мы отыщем ресторан или танцевальный зал, где будет пианино! Я буду играть популярные мелодии, Джой — петь. Теперь я вынужден был признать, что недооценивал Джоя. Он утер мне нос. Когда стемнело, мы улеглись рядышком под лестницей, ведущей на платформу надземки, и немного поболтали вполголоса, повторяя, будто припев, слова: «Мы справимся, вот увидите, справимся!» Так часто твердили одно и то же, что когда заметили это, весел рассмеялись. Джой и Хови очень устали. Вскоре о же спали, прижавшись ко мне и согревая друг друга, но я не мог уснуть. Порывы ветра заносили под лестницу обрывки старых газет и облачка пыли. Над головой то и дело грохотали поезда, но вскоре я привык к шуму и перестал его замечать. Какая-то женщина заглянула под лестницу и долго стояла, прислонившись к столбу. Она была так близко, что я мог дотронуться до нее, но она не заметила нас. По ее лицу текли слезы. Поздно ночью в ярком свете луны появился полицейский. Увидев нас, он остановился. Я зажмурился, и он решил не будить нас. Постояв немного, он медленно зашагал прочь. На следующее утро мы позавтракали так, как давно не ели дома, и отправились на товарную станцию. У нас оставались деньги на трамвай, поэтому, расспросив прохожих, мы сели в нужный номер и с шиком доехали до железнодорожной станции. Денег мы не жалели. Чего там, уедем товарняком куда подальше, потом Хови и Джой дадут еще одно представление, их выручки нам хватит на пропитание, пока не подыщем настоящей работы. У нас оставалась половина вчерашней буханки— съедим ее в дороге. На товарной станции мы увидели огромное множество стальных путей. Взад и вперед сновали паровозы, тут же грузили вагоны, сцепляли составы — такое вокруг творилось! Полчища людей, не железнодорожников, крутились вокруг вагонов, заглядывали в них, ждали сигнала к отправлению. Заслышав гудок, они прыгали в открытые двери вагонов или на буферную площадку, а потом, когда колеса набирали скорость, взбирались на крышу. Если в толпе попадалось приветливое лицо, я осторожно задавал вопросы, пытался выяснить что к чему, но таких лиц было мало. В тот год все мужчины казались одинаковыми— худые, хмурые, злые. Однако нам попался один довольно дружелюбный человек. Он сказал мне, что уже пятнадцать лет бродяжничает. Когда мы признались ему, что пробираемся на запад, бродяга без лишних расспросов показал на нужный состав и сказал, что он уходит в Айову после обеда и на следующее утро будет в Небраске. Нам это подходило: во-первых, Небраска — «Запад», во-вторых, далеко от Чикаго. Я спросил у бродяги о железнодорожной охране. На самом деле они так жестоки, как пишут газеты и журналы? Бывает, ответил он, особенно, когда начальство на них давит и грозит увольнением. Он сам видел, как охрана сбрасывала людей с поезда, но однажды он был свидетелем того, как взбешенная толпа безбилетников столкнула на полотно контролера. А иногда охранники и «зайцы» сидят мирно рядышком, болтают, играют в карты, словно закадычные дружки. Все зависит от случая, как повезет. Не опасно, ли прыгать на ходу, спросил я. Да, он видел, как подростки, а иногда и взрослые мужчины погибали по неосторожности. Большие грузы древесины или металла 30 |