Костёр 1980-02, страница 44

и выскочил из комнаты. А я остался с двумя крокодилами. Мы вспоминали веселого Геночку, потом мамаша беззлобно сказала:

— Съесть бы тебя за такие дела! Да только знаю — переживать буду! А здоровье уже не то, нервы... Ладно, живи.

Мы вместе обсудили положение и решили временно поселить их в зоопарке. А я тем временем попробую освободить Геночку. Хотя, конечно, из-за ссоры с Юркой сделать это будет нелегко. И крокодилы поползли в зоопарк, сдаваться.

Рано утром зазвонил телефон. Глухо и безутешно со мной поздоровалась мамаша-кроко-дильша.

Как устроились? — спросил я. — Непривыч

но, поди? — Нет,

ничего, — ответила крокодильша.

Как на курорте. Есть дают вовремя, пища калорийная. Сторож — пенсионер, время от времени можно отлучаться. Вот я выбралась позвонить, пока супруг зрителям голову морочит — делает стойку на ушах. Так что у нас все нормально. Одно мучит: как там наш Геночка? Не удалось его еще высвободить?⁴

Этого вопроса я и боялся. О Геночке, признаться, я позабыл, не до него было. Но не говорить же крокодильше правду.

— Скоро выручим Геночку, — подбодрил я ее. — Есть у меня один план. Скоро все будет в порядке.

Мамаша даже прослезилась.

— Золотой ты мой, — сказала она почти ры

дая. — Ты только верни Геночку, мы век тебя благодарить будем.

Так закончился этот разговор. Я тут же набрал номер Юркиного телефона.

— Слушай, — сказал я. — У меня к тебе просьба.

— Ну? — заинтересовался Юрка.

— Ты бы не мог вернуть крокодиленка?

Трубка возмущенно задышала, потом послышался Юркин голос:

— Мы с тобой больше не знакомы.

ТЕРЯЮ ДРУГА

Теперь, особо, о Таньке. Она тоже знает о моих удивительных способностях. Но не только поэтому.

Мы познакомились год назад на математической олимпиаде. До этого я ее не замечал, хотя учились в параллельных классах. А тут—заметил. А потом она меня на день рождения пригласила.

Вот я и рассказал Таньке о своих чудесах. С шуточками, понятно, с прибауточками. Она почему-то нахмурилась и спросила:

— И давно это с тобой, Сережа?

— Недели две.

— Все правильно, — подтвердила она какие-то свои догадки. — Ты изменился за это время. Теперь ясно, почему.

— И как тебе этот новый Серега Соколов? —

спросил я не без гордости. Танька в эту минуту показалась мне не по-земному красивой.

— Хуже, чем вчера, — огорошила меня Танька. — В тебе с каждым днем прибавляется самоуверенности. Ты кажешься себе исключением, гением, сделавшим открытие. А открыл ты одно: иногда можно потреблять без ограничений, ничего не давая взамен. И тебе это нравится. Вот в чем беда.

Она могла не говорить так долго. Мне с самого начала все стало предельно ясно. До чего измельчало человечество! Даже Танька мне позавидовала. Чего тогда ждать от других?! Но терять Таньку мне не хотелось.

— Завтра же, о прекраснейшая, подарю тебе дворец с рабами. Пользуйся и вспоминай Серегу добрым словом.

Но Танька вспылила:

— Опять?

— Что опять? — не выдержал я. — Я знаю, что говорю. .

И тут меня озарила догадка. Я понял, почему Танька так волнуется, и поспешил ее быстрее успокоить:

— Не бойся, —

— сказал я, — в нашей дружбе это ничего не меняет. Мы с тобой по-прежнему друзья, я тебя не брошу.

Танька опешила, подумала секунду, — У тебя ко всему прочему, Серега, прогрессирует слабоумие. Лечись. Если поправишься, то... может, я тебя и не брошу.

И она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

40