Костёр 1981-10, страница 14
УРОКРАССКАЗ Ким САРЛНЧИН Рисунок Ю. Шабанова Сорок лет прошло, а я до сих пор помню этот урок. Перед самой войной переехали мы из Томска в Колпашево, что в низовьях Оби, маленький деревянный городишко с высокими дощатыми тротуарами. Война всколыхнула и этот далекий сибирский городок. Уже в первый год войны с последними пароходами хлынули к нам эвакуированные, и город сразу загудел разноязычным говором. Добрые по натуре, коренные сибиряки сердечно потеснились, пуская в свои квартиры постояльцев, в основном женщин с детьми. И у нас были квартиранты— актеры Черновицкого театра, чем мы со старшим братом очень гордились. Среди этой пестрой и многоликой толпы эвакуированных был и украинский учитель географии Данила Романович Романенко, который и пришел работать в нашу школу. Мы сразу же прозвали Данилу Романовича Чудиком. Он действительно был каким-то необыкновенным. Крупный, высокий, с круглым улыбчивым лицом, он чем-то напоминал лихого запорожского казака. На голове — густая шевелюра черных волос, среди которых резко выделялась небольшая белая прядь. Ходил Данила Романович всегда в демисезонном пальто, хотя в ту пору морозы у нас достигали пятидесяти градусов. Мы, ребятишки, наивно удивлялись, почему эвакуированные не имеют полушубков и теплых сибирских пимов? На ногах Данилы Романовича были ватные бурки с высокими калошами-чунями, которые корежились на улице от мороза и звонко постукивали друг о друга, словно ледышки. На перемене мы бешено носились по школе, чтобы как следует согреться. Но вот по школьным коридорам чинно и торжественно проходила уборщица тетя Феня в длинном до пят тулупе, звеня громадным боталом. Мы, пятиклассники, плюхались на выщербленные парты и затихали, радостно и тревожно прислушиваясь к внезапно наступившей школьной тишине. В коридоре слышались шаркающие шаги, скрипели и по-мышиному попискивали резиновые чуни, дверь распахивалась, и в класс входил учитель, всегда задевая плечом за косяк двери. Мы дружно вскакивали из-за парт и кричали: "— Здрасьте, Данила Романыч! Он широко улыбался, проходил к учительскому столу, опускался на стул и мечтательно начинал говорить: — Вот скоро, ребята, окончится война, и я снова поеду на родную Украину, на милую сердцу Полтавщину... Если бы вы знали, какие прекрасные вечера в наших местах! Небо низкое-низкое, и звезды на нем висят крупные, ядреные, так и хочется взять их в ладони и подарить маме... Понемножку-полегоньку завораживал нас Данила Романович своими мечтательными речами и как-то незаметно и плавно переходил к обычному уроку географии и даже успевал опросить и поставить отметки, а мы влюбленно глядели на него и путешествовали то по милой его Украине, то по болотистой Белоруссии, то по веселой Молдавии, а то мгновенно перелетали в заморские далекие страны. Говорил он и о войне и уверял нас, что она вот-вот кончится и мы наконец-то вдоволь наедимся душистого, мягкого хлеба. Это были чудные, необыкновенные уроки, их никак нельзя было втиснуть в узкие рамки методических указаний и рекомендаций. Мы долго ничего не знали о судьбе своего любимого учителя. Однако при нас взрослые как* то проговорились, что Данила Романович эвакуировался из Полтавы вместе с семьей, женой и двумя детьми. Но в пути эшелон разбомбили. Романенки успели выпрыгнуть из теплушки и тут прямо на глазах Данилы Романовича фашистская бомба накрыла всю его семью... Вот с того мгновенья и появилась у него эта белая прядь. Был обычный учебный день. На улице трещал декабрьский мороз, и мы сидели в классе в пальто, в шапках, а некоторые даже в рукавицах, сшитых мехом наружу. Сегодня шли только устные уроки — при такой стуже пальцы мерзли и в непроливайках леденели чернила. Уже прозвенел звонок, прошла минута, другая, а Данила Романович все не появлялся. Наконец в коридоре послышались медленные шаги. Жалобно запищали известные всей нашей школе резиновые чуни, и сердца наши радостно встрепенулись. Данила Романович вошел, как всегда задев Ф за дверной косяк, а мы дружно вскочили из-за парт и во всю мочь завопили: — Здрасьте, Данила Романыч! Он по-солдатски подтянулся и торопливо направился к учите'льскому столу. Подойдя к нему, он как-то утомленно рухнул на стул, бессильно опустив руки. Но однако привычно улыбнулся нам своей робкой улыбкой. В последние дни, как мы заметили, Данила Романович сильно осунулся, кожа на его круглом добродушном лице одрябла, а веселые голубые глаза как-то затуманились. Однако уроки он проводил по-прежнему бодро, в своей обычной романтической манере. — Ну и стужа на дворе! — громко сказал он, вскидывая крупную лохматую голову. — Однако в Сибири морозы добрые, хорошие, бодрые, они дают здоровье людям, закаляют их. И все-таки неплохо сейчас оказаться бы в Крыму, где-нибудь в Ялте или в Сочи, правда, ребята? Искупаться 12 |
