Костёр 1981-10, страница 5

Костёр 1981-10, страница 5

БЕЗЛЮДЬЕ

Удивительно, но после двухсуточного спанья в Иркутском аэропорту все севшие в самолет на Якутию снова тут же заснули. Очевидно, сон мучительного ожидания сменился сном облегчения. А мы достали термос и, взбодрившись горячим чаем, прильнули к иллюминаторам. Под крылом шло мутное белесое пространство с похожими на лишаи серыми разводами редкой чахлой тайги. Самолет летел, натужно завывая моторами, земной шар медленно поворачивался под нами, позади было уже около тысячи километров, и — ни огонька! Внизу было так мертво, как будто мы летели над безжизненным Марсом.

Холодок закрался в сердце. Много нас живет в нашей стране. Но высади тут хоть миллион — затеряются среди этой дикости, как песчинки.

Казалось: тут вся сила, вся энергия, вся ловкость идут на одно — на то, чтобы просто выжить.

Показалось озерцо призрачных дрожащих огней. Самолет завалился на одно крыло, нацелился, выправился и пошел на посадку.

ДВИЖЕНИЕ К ЮГУ

На местных автобусах от поселка к поселку мы двигались через Якутию к югу.

Сначала ехали почти одни. А часов с шести утра автобус плотно забили люди в полушубках. От полушубков пахло маслами, бензином, свежерас-пиленной - древесиной. Люди были по-утреннему молчаливы. Молча садились в автобус и молча сходили, когда из темноты выныривало все в инее, в наледи промышленное строение или золотой прииск — черный поселок, а за ним — масса электрических колких огней.

Рабочий люд схлынул, и мы ехали снова одни. Рассвело. По обеим сторонам дороги, переходя одна в другую, вздымались большие пологие сопки. Северные склоны их были го

лы. А на южных, как обгорелые спички, торчали жалкие деревца. И сопки чем-то походили на белых, сильно облысевших ежей.

Чем дальше мы ехали к югу,

НЕ ТО ИЩЕТЕ

%

тем все лесистее становилось вокруг. Тайга сбежала с сопок к дороге. В корявых черных ветвях, похожих на кустарник, зайцем прыгало солнце. А снег под деревьями был синеватый, мертвый, на нем не было ни следа.

Автобус стали заполнять дети. И мы обратили внимание: в центре каждого по-северно-му мрачноватого поселка обязательно веселенькое здание— школа. Или расписанный жар-птицами детский сад. Или целый спортивный комплекс, сквозь огромные окна которого были видны волейбольная сетка, шведская стенка, баскетбольные корзины, канаты ринга.

И уже в помине не было того ощущения безлюдья и дикости, которое давило нас в самолете. Редкими оазисами, но всюду кипела энергичная жизнь. И самое веселое, самое красивое в этой жизни принадлежало детям.

На пути к дверям кабинета начальника Главбамстроя Константина Владимировича Мо-хортова встал его полненький, розовощекий помощник и с таким выражением ужаса посмотрел на наши растоптанные и замазанные углем валенки, что глаза его стали больше очков. Мы в свою очередь посмотрели на отливающие черным лаком ботинки помощника и поняли, что, действительно, в Тынде — столице БАМа, в таком виде нам появляться было нельзя. Но уж коль появились...

В состоянии глубокой задумчивости помощник пошел о нас докладывать, и минут через десять мы были уже в кабинете начальника Главбамстроя. Он оказался высоким, худым, внутренне сосредоточенным человеком и на наши вален-

Он

ки

даже не

взглянул, ходил от закрывшей всю стену карты Сибири к окну, за которым на подъездной площади уже в четыре ряда выстроились «Волги», «газики» и «уазики» — съезжались руководители стройки, коридоры были полны народа, на все лады звучало: «Чара! Чара!»

— Н-да, Чара! —сказал Константин Владимирович. — Все взгляды сейчас устремлены к этому поселочку. Уже полетели туда вертолетами наши первые десанты, пошли бензовозы, двинулись автомобили с деталями щитовых сборных домов. Говорят, Чара — долина, очаровывающая своей красотой. Но не только. Чара — это долина, очаровывающая своими богатствами. Здесь, на территории Кодаро-Удоканской рудной провинции сосредоточены месторождения меди, редких металлов, железа, молибдена, никеля, каменного угля. Вы понимаете, зачем мы строили БАМ? — Константин Владимирович взглянул на нас вопросительно и подошел к карте, которую из края в край рассекал красный жирный пунктир железной дороги. Он обрывался перед обступившими Чарскую долину

3