Костёр 1981-11, страница 22

скажу, безобразие. Разгуливает по ночам с духовым инструментом, общественный порядок нарушает. Шутка ли, целый дом разбудил! Надо бы протокол составить. Но, учитывая малый возраст задержанного, ограничимся предупреждением. А вообще, я бы на вашем месте выдрал бы его хорошенько.

- Но он же был дома! — воскликнула мама. — Он спал!

— Спал да встал, — усмехнулся милицио

нер. — Ив окошко, на свежий воздух. А там уже его дружок поджидал с фотоаппаратом и лампой-вспышкой. Так что советую вам хорошенько во всем разобраться.

Милиционер козырнул и вышел.

— Чтобы я больше в доме этой иерихонской трубы не видела!—закричала мама. — Или я — или труба!

Мама бросилась на кухню, но споткнулась о зеленый мешок и чуть не упала. Она пнула мешок ногой и крикнула:

— Вот твое мерзкое воспитание! Хоть бы ты скорей сгинул!

— Не беспокойся, — сказал папа. — Через три дня я уеду.

— Господи, неужели я доживу до этого счастливого дня, — сказала мама и заплакала.

— Алексей, в чем дело? — спросил папа сухим

и каким-то совершенно чужим голосом.

Я молчал.

— Если ты сейчас не объяснишь, то я... Я на-' чну относиться к тебе по-другому.

И в этот момент я вдруг понял, что я не должен молчать. Что молчать я не имею права. И я рассказал им все. И про Графиню, и про фотографию Ленкиного дедушки, которая лежит у нее в альбоме, и про свидание века. Я рассказал им про Клочика, так мечтавшего научиться играть на трубе, и про трубадуров, исполнявших свои приветственные серенады под балконами возлюбленных. Я рассказал им даже про то, как далекой весной тысяча девятьсот семнадцатого года военный оркестр играл «Амурские волны» на выпускном вечере в гимназии у Клавдии Александровны Веревкиной.

Потом я лежал на кровати с открытыми глазами и смотрел в потолок. Рядом со мной, свернувшись калачиком, дремал альт. Почему-то мне вспомнился Ботанический сад, белый куст рододендрона, вороны на талом снегу. Я вспомнил старика, который рассказывал мне про аптекарский огород, про Петра Первого, про цветы... Как это он еще тогда сказал: красота спасет мир...

Я лежал и не мог уснуть, а в комнате родителей все горел и горел свет.

Глава 15.

НА АПТЕКАРСКОМ ОСТРОВЕ

Утром я стоял на стрелке у Ростральных колонн и ждал десятого автобуса. Ярко светило солнце, и в голубой невской воде играли золотые искорки.

Вчера я написал четыре письма. Одно опустил в наш почтовый ящик, одно — в Ленкин, и два в квартиру Клочика. В письмах было написано: «Очень прошу сегодня в одиннадцать часов утра приехать на Аптекарский остров в Ботанический сад. Я расскажу что-то очень важное. Буду ждать. Ваш друг Алеша».

Подкатил новенький «Икарус», и через несколько минут я был у знакомой железной ограды, за которой уже зеленела густая молодая трава. Я остановился у главного входа и стал ждать.

Первым, конечно, появился мой трубадур. Он шел вместе с Клавдией Александровной, которая держала его под руку.

— Алеша, голубчик, здравствуй, — заговорила Графиня. — Какая чудесная мысль — пойти в Ботанический сад! Последний раз я была здесь до войны, в тридцать девятом году. Или нет, пожалуй, в сороковом. И тоже, представьте, весной.

— А я так и вообще не был, — сказал Клочик. — А тут ничего. Красиво. Жаль только, бананов нет.

В саду и вправду было хорошо. На зеленых лужайках, усыпанных малюсенькими голубыми васильками, копошились грачи, солнце играло в прозрачных струях фонтанов, а на деревьях уже появились молодые листочки.

И тогда мы заметили, "что к нам приближаются Ленка с дедушкой. На дедушке был строгий темно-серый костюм и голубая рубашка с галстуком в горошек. Я с опаской посмотрел на Графиню. Но она оставалась спокойной и даже улыбалась. Ленка приветливо замахала нам рукой, а дедушка, подойдя к Клавдии Александровне, молча

поцеловал ей руку.

— Наконец-то, — тихо сказала Графиня.

— Прости, Клава, — сказал дедушка и виновато улыбнулся.

Я думал, что они сразу начнут много говорить, наперебой вспоминая прожитые годы. Но они молча стояли и только, пристально смотрели друг на друга.

Мы отошли в сторонку, и Ленка сказала:

— Сегодня утром, когда я получила письмо и сказала деду, что мы идем в Ботанический сад, он сразу все понял. Ничего не сказал, а понял. Видели бы вы, как он заволновался, брюки сразу стал гладить. Я ему говорю: «Деда, давай я выглажу». А он ни в какую. Да разве, говорит, ты сможешь. Так и не дал.

И тут позади себя я услышал голос папы:

— О, да у вас, я погляжу, большой сбор.

— Не хватает только Алешкиной трубы, чтобы сыграть нам «Амурские волны», — добавила мама

и улыбнулась.

И все начали раскланиваться, говорить, что сегодня чудесная погода и что весна в этом году наступила совсем незаметно.

Тогда я подбежал к будке, где сидела старушка и продавала билеты.

— Скажите, пожалуйста, в какой оранжерее цветут рододендроны? — спросил я.

— Поздненько, молодой, человек, пришли,—

— В оранжереях они уже

ответила старушка, отцвели.

20