Костёр 1981-11, страница 21Никто даже не спросил меня ни о чем. В начале двенадцатого свет в нашей квартире погас, и повисла тишина. До прихода Клочика оставалось сорок минут. Я прислушивался к каждому шороху под окном, и во рту у меня было почему-то сухо. Тогда я прилег на кровать и решил расслабиться по системе йогов. Но в жизни все ужасно странно устроено. Другой раз полночи крутишься, уснуть хочешь — и никак. А когда не надо, глаза не успеешь закрыть, как уже дрыхнешь. Одним словом, я лег на кровать и уснул. И сразу увидел сон. Мне снилось, будто Клочик стоит возле памятника Крузенштерну и играет на моем альте «Амурские волны». И так здорово у него получается — просто блеск! А бронзовый адмирал, чем-то похожий на Ореста Ивановича, держит в руках мою удочку и слушает. Сам я стою рядом, с Клочиковым фотоаппаратом в руках. Напротив, на скамейке, как все равно в партере в первом ряду, сидят и слушают музыку мои родители, Клавдия Александровна с Ленкиным дедушкой и сама Ленка. У папиных ног лежит зеленый вещмешок, доверху чем-то набитый. Из мешка торчит наш торшер с зеленым абажуром. А моя мама сидит в мотоциклетном шлеме. Клочик кончил играть. Все захлопали и закричали «браво»! Я тоже стал кричать «браво», а потом добавил: «По такому случаю я сейчас сниму всех на блюде. Бесплатно». Но на меня замахали руками, затопали и закричали, что сниматься на блюде они не желают. А Крузенштерн протянул удочку и стал щекотать мне кончик носа. Я чихнул и проснулся. Из открытого окна торчала длинная ветка. И тут же я услышал громкий шепот Клочика: — Уснул все-таки. Вставай. — Сколько сейчас? — спросил я. — Полвторого, — ответил Клочик. — Проспал я. Будильник почему-то поздно зазвонил. Ну, ничего. Это даже лучше. Вылезай! Я взял альт и вылез из окна. Ночь была совсем теплая и светлая. А вокруг стояла такая необыкновенная тишина, что даже слова, произнесенные шепотом, казалось, разносились по всему городу. На груди у Клочика я заметил фотоаппарат, а сбоку висела еще какая-то сумка. — Зачем это? — тихо спросил я. — Так, на всякий случай, — ответил Клочик. — А это вспышка. У соседа попросил. В полной темноте снимать можно. Мы вышли на непривычно пустую, притихшую улицу. На углу светофор бессмысленно переключал свои огни. Большой серый кот чинно и неторопливо переходил дорогу на красный свет. «Ночью все кошки серы», — почему-то подумал я. Вдруг впереди отчетливо послышались чьи-то шаги. Шаги в этой тишине казались жутко тяжелыми и громкими, будто бронзовый адмирал Крузенштерн, покинув свой пьедестал, решил размяться. Мы кинулись в ближайшую парадную и притихли. Мимо нас поспешно прошла девушка с букетом тюльпанов в руках. Снова стало тихо. Наконец через несколько минут мы стояли напротив Ленкиного дома. Где-то далеко, за мостом Лейтенанта Шмидта, лязгнул трамвай, и от этого далекого звука вокруг стало еще тише. Клочик глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть, и сказал: — Давай, Леха! Мне казалось, что стоит сейчас вынуть трубу и сыграть хотя бы одну ноту, то сейчас же проснется весь-весь город. «Ну и хорошо, — почему-то подумал я. — И пусть проснется!» Я достал из мешка альт и вставил холодный мундштук. — А что играть? — Как что?! «Амурские волны». — Я же плохо еще играю. Собьюсь! — Все равно, — сказал Клочик. — Играй! И я заиграл. Сначала я старался дуть как можно тише. Но постепенно так увлекся, что уже не думал ни о какой осторожности. Звуки весело запрыгали по старым кирпичным стенам, по уснувшим окнам, отдаваясь гулким эхом в длинных подворотнях. Вдруг стало ужасно шумно и весело. И никакой тишины над городом больше не висело. А совершенно довольный Клочик лихо притопывал ногой и даже пытался подпевать! Потом все понеслось так стремительно быстро, что в голове моей остались лишь отдельные яркие вспышки. В окнах дома вдруг замелькал свет, послышались голоса, лай собак, хлопанье оконных рам. Балконная дверь квартиры Ворожевых с шумом распахнулась, и оттуда в зеленом колпаке и в полосатой пижаме выскочил Ленкин дедушка: — Милиция! — истошно закричал он. — Где милиция? Первый раз за неделю уснул! Первый раз! Да что же это такое! А Клочик с перепугу схватился за аппарат и ослепил дедушку вспышкой. Потом еще раз! И еще! — Пожар! Горим! — послышались крики из соседнего дома. Мы кинулись бежать. Позади нас завизжали автомобильные тормоза. Хлопнула желтая дверца с надписью ПМГ-13. Сильные руки милиционеров подхватили нас и повели к машине. На ее крыше бешено крутился темно-синий фонарь. — Эта, что ли, твоя квартира? — спросил сержант. — Эта, — сказал я. — Ну так отпирай. — К-ключа н-нету, — заикаясь, ответил я. — Что же ты, артист, по ночам гуляешь, а ключа с собой не берешь? — И милиционер нажал кнопку звонка. В нашей тихой, вежливой квартире он прозвучал как сирена. Послышались голоса, шарканье ног, и в дверях появились встревоженные лица моих родителей. — Боже, что случилось? — всплеснула мама руками. — Ваш мальчик? — строго спросил милиционер. — Наш, — сказал папа. — Непорядок, товарищи родители. Форменное, 19 4
|