Костёр 1983-02, страница 32

Костёр 1983-02, страница 32

1

УЗДЕЧКА МЕДНЫМИ БУБЕНЦАМИ

РАССКАЗ

ф

Фарит ИСЛНГУЛОВ

Звон бубенцов, подвешенных к дугам нетерпеливых коней, действует на мою душу с неизъяснимой силой.

Отца своего я не помню. Когда он уходил на войну, я был еще слишком мал, чтобы запомнить его, не забыть. Говорят, я знал его, узнавал, но ведь в жизни ребенка каждый день вмещает столько нового... Я забыл его.

Но помню звон бубенцов. Печально-торжественный звон медных бубенцов над гривами коней, над подводами, которые увозили на станцию, на войну мужчин из нашего аула.

Прошло пять лет, и вновь зазвенели над аулом медные бубенцы, привозя отцов, старших братьев, вернувшихся с войны. Говорят, наш аул провожал солдат на тридцати повозках. Оставшиеся в живых разместились бы на пятнадцати...

Стоило нам услышать звон бубенцов, стоило нам увидеть, как уезжают из аула на станцию повозки, как мы мчались, не жалея ног, и терпеливо ждали на краю аула, вслушиваясь, всматриваясь в даль, в дорогу. И стоило лишь отдаленным, еле слышным эхом, слабой трелью жаворонка прозвучать где-то далеко-далеко бубенчикам, как мы неслись вперед, не видя белого света. Мелькают черные пятки мальчишек, разлетаются по ветру хилые косички девчонок, охая и причитая, спешат за ними старухи, еле передвигая корявые ноги... Я плачу на бегу и не могу остановиться.

И позавчерашние повозки не привезли моего отца. И вчера его не было. Вот и сегодня едут совсем-совсем другие, а моего отца нет. «Эх, папка, папочка, неужели ни на одной из этих телег не нашлось для тебя места...» Понуро свесив голову, в стороне от всех, возвращаюсь я в аул. Впрочем, я не один такой...

— Плакса, плакса! Лопоухий! — дразнил меня лупоглазый Шагали. Ему хорошо, отец не уходил на войну. Вчера, живой и невредимый, вернулся с фронта старший брат...

28

— Плакса, плакса! Лопоухий! — дразнили меня дружки Шагали.

Чтобы не видеть их, я с утра ушел на берег реки и там плакал. Была бы мама, она бы не дала меня в обиду. Если б не надорвалась она, грузя на подводы мешки с семенным зерном... Если б была она, может быть, не так разрывали бы мне душу малиновые звоны бубенцов под дугами коней, привозящих домой чужих отцов и чужих старших братьев...

Но вот прошли и эти дни, дни радости и печали для меня, для многих наших аульчан. Приехали последние фронтовики, умолк звон последних бубенцов на разукрашенных телегах, и ждать больше было некого.

— Не плачь, —

сказала мне бабушка, единственный родной мне человек, оставшийся в ауле.

— Не плачь! — сказал мне кузнец Ситдик, два года назад вернувшийся домой на деревянном протезе. — Не плачь, — сказал он и погладил меня по голове.

Не плачь, Фиргат! — сказала мне его млад

шая дочь Нафиса, моя ровесница, и участливо заглянула мне в глаза.

— Нет, я не плачу, Нафиса! — стал оправдываться я.

— Вона-вон! Полетели пташки! — шумел дедушка Исанбай, пытаясь развеселить

дурашливо

меня своей нелепой шуткой, и сам же первым смеялся.

Я тоже смеялся, чтобы ему было приятно.

И вот в этот момент я и услышал звон бубенцов. Радостный, нетерпеливый. Не помня себя, выскочил на улицу, но никаких подвод, никаких лошадей, никаких мужчин, вернувшихся с войны, там не было... Это лупоглазый Шагали впрягся в маленькую тележку, купленную на базаре, и несся вдоль по улице, по-лошадиному ржал и взбрыкивал на бегу. В разукрашенной тележке сидел его маленький братишка, а на самом Шагали была надета уздечка с маленькими бубенчиками, издававшими этот радостный звон.

Позабыв обо всем, я бросился вслед за ними. А догнал — только вымолвил: «Ах!» — и застыл на месте. Только тут я разглядел, какая это была уздечка. Свитая из разноцветных шелковых нитей, с шелковыми же кистями, летящими на ветру, с маленькими, невиданной красоты бубенчиками. У нас в ауле ни у кого и никогда не было такой уздечки! Наверно, такими уздечками играли только сыновья немецких баев: ведь брат Шагали привез ее оттуда, с фронта.

— И-и-ха-ха! — ржет, переходя то в рысь, то в галоп, лупоглазый Шагали.

— Н-но, н-но! — покрикивает его братишка, дергая поводья, и заливается счастливым смехом.

— Надень и на меня!

— Я тоже хочу быть конем!

— Впряги и меня! — умоляют лупоглазого Шагали мальчишки, кое-как поспевающие за ним..

Шагали останавливается, переводя счастливо дыхание, и смотрит на всех с видом хозяина.

Что дадите, если впрягу? Мальчишки задумываются, шарят по карма