Костёр 1984-04, страница 37А Борис тем временем уже снял шинель, стянул сапоги и, торопливо переступая босыми ногами по снегу, направился к столбу. — Давай, солдат! — подзадорил его тот самый парень в красном кафтане, который замерз торчать тут у столба. Внизу льда на столбе уже не осталось, поэтому первые метры Борис одолел быстро, но ближе к середине движения его стали медленными, осторожными, и было видно, что каждый сантиметр дается ему с большим трудом. — Давай, давай! — подбадривали зрители. Славка прямо-таки разрывался на части: с одной стороны, он страстно желал, чтобы брат сделал сейчас то, чего не удалось больше никому другому, но мысль о том, что кукла достанется Маринке, заставляла его тихонько нашептывать под нос: «Спускайся... спускайся...» Однако, когда до куклы Борису оставалось совсем немного, Славка не выдержал и закричал вместе со всеми: — Дава-а-ай! И Борис словно услышал его крик, подтянулся на руках еще и еще, и последним, каким-то совсем уж немыслимым броском, ухватился за конец столба. — Ура!!! — подкинул Славка вверх свою шапку. — Сумасшедший... — смеялась Маринка, прижимая к себе куклу. — Сейчас же обувайся. Не знакомые Славке люди подходили к Борису, похлопывали по спине, от которой шел пар, и брат, вытирая со лба капли пота, счастливо улыбался им покрасневшим от напряжения лицом. — Тебе нужно немедленно выпить горячего чаю! — заявила Маринка, когда брат оделся, и, взяв его под руку, повела к одному из лотков, на котором стоял большой самовар. Очередь моментально расступилась, пропуская их вперед. Славку тоже пропустили, и он получил из рук продавщицы горячий дымящийся блин и такую же дымящуюся чашку в оранжевых цветочках. Он выпил их целых три, а сколько съел блинов — и не сосчитать! Казалось, никогда не ел ничего вкуснее этих истекающих маслом блинов. — Куда мы теперь? — спросил брат. — На карусели кататься! — сказал Славка. — В кино, — сказала Маринка. Они сказали это одновременно. Брат хмыкнул. Ь — Ну, Борь... — умоляюще посмотрел на него Славка. — Ты же обещал... — А у меня от карусели голова кружится, — сказала Маринка. — Да... — почесал брат в затылке. — А знаешь, Славик, давай так, ты на карусель, а мы — в кино? — Но ведь ты обещал... — упавшим голосом повторил Славка. — И на карусели, и на тройке... — А очередь? — заметила Маринка. — Я, например, уже замерзла. «Ну и шла бы домой», — сердито подумал Славка. Он в жизни еще не встречал таких вредных, как она. — А от колеса обозрения у тебя голова не кружится? — От колеса обозрения? Кажется, нет. — Вот и порядок! Я мигом... Он бросился к кассе, где продавали билеты на колесо обозрения. Улучив момент, он нырнул под локтем какого-то парня и оказался прямо у окошечка. Сзади заворчали. «Ладно, пусть пацан покатается», — сказал парень. Тогда заворчали уже на него, но Славка не слушал, что они там говорили, схватил три билета и побежал обратно. — Знаешь, мы передумали, — сказал брат, когда Славка торжествующе протянул им билеты. — Мы лучше на скамейке посидим, а ты прокатись. Идет? — Эх, вы!.. А я еще без очереди... Ну, тогда и я не буду кататься. Пошли в кино. — Да нет, Славка, ты прокатись, — сказала Маринка. — А потом расскажешь, какие мы сверху. «Ладно, — подумал с обидой Славка. — Как хотите... И не больно-то надо...» Лишние билеты у него тут же взял какой-то мужчина. Славка залез в кабинку, пристроился на холодной деревяшке. Следом забрался мужчина, купивший те два билета. Он был с девчонкой, наверное, с дочерью, потому что у нее были точно такие же, как и у него, глаза: большие, словно бы немного удивленные. Девчонку мужчина посадил себе на колени, но она все равно боялась, заойкала, как только кабинка стала подниматься. Сначала Славку раздражало ее ойканье, но когда кабинка поднялась выше, он перестал обращать на это внимание. Мелькнули верхушки деревьев, и вдруг перед глазами оказалась затянутая голубоватым льдом река. Он словно висел сейчас над ней, словно летел, и все вокруг — и река, и парк, и даже другой берег были далеко и вместе с тем как-то очень близко. Воздух искрился от множества мельчайших снежинок. Кое-где черными точками, как мухи на сахаре, сидели на льду рыбаки. И все это было так здорово, что ему захотелось крикнуть во все горло: «Э-ге-гей!!!» Он перегнулся, чтобы помахать брату рукой, поискал глазами его шинель и Маринкину беличью шапку. Но там, на скамейке, где он их оставил, никого не было. Он удивился, не поверил глазам: не могли же они исчезнуть, и тут увидел, как две маленькие фигурки торопливо идут к выходу из парка. — Эй!.. — удивленно выдохнул Славка. В это время порыв ветра дунул ему прямо в лицо и получился какой-то непонятный звук, больше похожий на всхлип, чем на оклик. А они, словно услышав его, хотя, конечно, услышать никак не могли, прибавили хода. Кабинка поднималась все выше и выше. Сначала Славка торопил ее: «Быстрей, быстрей!» — а потом понял, что все равно не успеет их догнать. Он вспомнил Маринкины слова: «...потом расскажешь, какие мы сверху». «Какие маленькие», — подумал Славка. |