Костёр 1985-05, страница 19

ебята заканчивали ужин. Летучая мышь влетела с черной улицы, как молния, в комнату.

Ребята вскочили, заорали, замахали руками. И одна только завхоз «Шейте-сами», общепризнанная зануда, оцепенело замерла посреди комнаты во весь свой высокий рост.

Летучая мышь исчертила пространство просторной комнаты нервными зигзагами, а потом резко вильнула вниз и врезалась в пышную прическу «Шейте-сами». Она билась в белых кудрях завхоза, как маленький мотор. Женщина рвала на себе волосы и подпрыгивала на месте, а остальная публика падала на пол и плакала от смеха. Прибежала нянечка тетя Поля и добавила веселья тем, что ахнула завхоза мокрой тряпкой по голове. Тут Зорин стал икать от смеха и колотить ладонями по столу...

И вдруг стало тихо.

Зорин поднял голову. В дверях стоял товарищ Вахтанг. Он посторонился, и стонущая «Шейте-сами» под руку с тетей Полей ушла в коридор. Ребята деловито зашушукались и стали заправлять рубахи. Девочки осторожно забрякали пустыми мисками на столе.

Товарищ Вахтанг с минуту глядел на всех, потом круто повернулся, так резко, что в протезе у него что-то взвизгнуло, и ушел.

Все молча переглянулись, лишь подхалим Лазарев, вертясь перед Зориным, иронически протянул: — Во спикировала-а!

Но Зорин не посмотрел на него и не улыбнулся.

Весь оставшийся вечер Зорин маялся, как от зубной боли. Придирался к малышам, из-за пустяка поругался с Калитой и чуть не подрался с Сашей Бушуевым. Когда все улеглись спать, он решительно взъерошил рыжие волосы на голове и твердо прошагал по коридору. Потоптавшись перед дверью, он вздохнул, махнул рукой и постучал.

— Войдите,— сказал за дверью знакомый гортанный голос.

— Это я,— сказал Зорин, выходя на середину комнаты.

Товарищ Вахтанг сидел на своей солдатской койке в нижней белой рубахе. Перед ним стоял табурет, на табурете — старенькая настольная лампа. На полу блестел металлическими деталями протез. Товарищ Вахтанг, заложив пальцем книгу, сверкнул на мальчика большими черными глазами.

Оба долго молчали.

— Не спится,— сказал, наконец, Зорин.

— Бывает,— директор поправил подушку на постели,— хотел тебя спросить: это ты придумал ей прозвище «Шейте-сами»?

— Я.

— А почему — «Шейте-сами»?

— Да она все время нянечкам говорит: «Девочки, шейте себе сами одежду. И дешевле, и на будущее — кусок хлеба»... Вот и получилось «Шейте-сами».

Понятно,— сказал товарищ Вахтанг и по

тянулся за папиросами. Зорин достал из кармана зажигалку. Зажигалка была самодельная, сделана из винтовочного патрона. Товарищ Вахтанг прикурил из рук Зорина, кивком поблагодарил.

— Ты что, опять курить начал?— спросил он.

—. Нет,— ответил Зорин,— я же вам обещал. А это — еще с фронта, наши солдаты мне на прощанье подарили.

— Понятно... Садись, в ногах правды нет.

— Постою.

Дым от папиросы, словно в перевернутую воронку, втягивался под колпак лампы. Товарищ Вахтанг заговорил негромко:

Вот ты придумал: «Шейте-сами», — он

и

придумал: помахал рукой — а знаешь

прямо взглянул пи ты, что в июле

закашлялся, Зорину в глаза, сорок первого года на глазах у этой женщины сгорели вагоны с эвакуированными детьми. Эшелон подожгли «мессершмитты». Дети не успевали выпрыгивать из вагонов, а на тех, которые успевали,— горела одежда. И спаслись—немногие.

Товарищ Вахтанг сморщился, скрипнул кроватью и выбросил в окно окурок.

— От нервного потрясения она слегла в больницу, она была на грани сумасшествия... А когда вышла из больницы, то пришла сюда, в наш детдом. Она, в прошлом великолепная портниха, пришла работать к детям... И — что?— вдруг крикнул товарищ Вахтанг, и ноздри его красивого крупного носа затрепетали, вы плохо питаетесь? Вы голодные? Или вы ходите оборванные и босые?

Зорин молча встал и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Утром, как всегда, завхоз появилась в столовой. Она была в косынке, надвинутой на самые брови. Дежурные, разносившие кашу, встали в дверях с мисками, сидящие за столом ребята поднялись с мест. Завхоз стояла у стола, недоверчиво и испуганно глядя на ребят. Но в их глазах не было скрытых смешинок. Она незаметно пожала плечами. И совсем' растерялась, когда вдруг в этой тишине Зорин, сам Зорин! —

поднялся из-за стола и, с неумелой галантностью склонив рыжую голову, сказал громко и отчетливо:

— Доброе утро, Зинаида Ивановна!

«Шейте-сами» машинально одернула скатерть на крайнем столе, что-то дрогнуло в ее лице, и она стремительно вышла из столовой, задев в коридоре металлическую урну. А Зорин обмяк, снисходительно поглядел на удивленное лицо своего оруженосца Лазарева и звонко врезал ему по лбу ложкой.

Наступил теплый кавказский вечер, с большими, низкими, теплыми звездами, с запахом нагретой дневным солнцем земли, с убаюкивающим звонким потрескиванием цикад. Кончились дневные заботы и дела. Наступило уютное время отдыха и развлечений.