Костёр 1987-03, страница 7

слушать до конца или смеялся и толкал меня в плечо.

Когда я пришел домой, папа пил чай на кухне.

— Чего так рано?— спрашивает. Я говорю:

— Не понял.

А он мне будильник показывает. Ничего себе! Целый час провожались.

— Он что, живет далеко?

Я уже рот открыл, чтобы ответить, и тут сообразил: мы же вокруг нашего дома ходили. Проводил называется.

Я этого слова терпеть не могу — «новенький, новенький!» и таращатся на человека, как будто у него два носа. Только первого сентября так перед школой все перемешалось, что непонятно было, кто кого рассматривает. Половина ребят незнакомые, свой 7-6 не найти, да еще Колюня Петраков рядом скачет.

— А я знаю,— говорит,— откуда они все. У нас новый дом заселили. Половина в пятьдесят восьмой учиться будет, а половина у нас. Мама сказала, что мы друг у друга на головах сидеть будем.

Ладно,— говорю,— Петраков, давай я тебе

наш

сразу на голову сяду.

— Подумаешь, — говорит Колюня, — класс. Ты, вон, гляди, какой в восьмом «г» новенький — громила. Гудилин его фамилия.

Ну не знаю, может, он, конечно, и новенький, только очень уж мятый, прямо жеваный какой-то.

Колюня мне в самое ухо шепчет, а сам на первоклассников смотрит, как будто мы молодое поколение обсуждаем.

— Сейчас за школой он одному девятикласснику навешал — будь здоров!

— Да, Петраков, прямо не знаю, как ты без этого Гудилина и жил-то.

И тут я Ваньчика услышал. То есть Ваньчика все услышали, такой он тарарам поднял, когда меня увидал.

— Витька, Витюха, мы тут!

Он так подпрыгивал, что всем вокруг, наверное, ноги отдавил, и в портфеле у него гремело, как обычно. На нас оглядывались, а Ваньчик бушевал, будто мы год не виделись. Только если правду сказать, я по Ваньчику тоже вот как соскучился.

— Привет,— сказали мы друг другу.

Я положил ему руку на плечо, и мы просто так постояли рядом.

— Слышь, Витька, — сказал Ваньчик, — а я медную трубку достал, какую надо, и паяльная лампа у меня теперь своя.

И тут он увидел знакомого и опять заорал.

Он бы и в школе покричать не отказался, но уж больно громко получалось. Борис Николаевич сказал:

Иваницкий, радость моя, я уже устал. Делаю выводы,— ответил Ваньчик и влетел в класс. За дверью загремело.

— Поздравляю вас с началом учебного года,— сказал Борис Николаевич.

Мы с Ваньчиком уже уселись, как полагается, а Борис Николаевич встал около нашей парты и стоит.

— Иваницкий, ты что такое «критическая мас

са» знаешь?

— Ага,— говорит Ваньчик,— это в атомной бомбе. Или еще где-нибудь.

— Еще где-нибудь.— Борис Николаевич вокруг посмотрел.— В нашем классе, Иваницкий и его друг. И сейчас мы эту массу пополам разделим. Для мирного использования.

Рассадил он нас в общем.

Совершенно непонятно, почему люди в такую погоду в коридорах толкутся. Мы за две перемены чего только не успели — даже в футбол постукали, даже за мороженым сбегали. Потом встали мы' с Ваньчиком на солнышке и греемся. А греет здорово, ну прямо как летом. Так бы и звонок прозевали, хорошо'Ваньчик на часы посмотрел.

Вот уже по нашему этажу бежим, а навстречу

5