Костёр 1987-05, страница 38

в темноте вести прополку руками им показалось надежнее. Мальчик, позевывая, тоже вышел за ними — была луна, не спалось.

Они посоветовали ему идти спать, но он отказался, и было удивительно, что они не настаивали: они уже забыли о нем, поглощенные объявившимся и спешным своим делом. Хватая траву под корень, они дергали и дергали, и не сейчас ему было дано узнать, что в старости есть хочется куда острее, чем в любом ином возрасте.

Согбенные, они смещались по грядке медленно, как старые черепашки, он же ходил возле. Он посматривал на луну, которая в тот год холодно и неясно его тревожила. «А ты помогай нам»,— сказала Мари, и голос ее, притихшую, выдал — она нервничала. Он стал обдергивать помидоры, приткнувшись меж старухами и двигаясь понемногу следом. Вскоре ему надоело, и, зевая, он только ходил и смотрел, а старая Мари ласковым голоском .ему выговаривала: «Ах, лентяй! ах, лентяй! Ты разве не знаешь, милый, кто не работает — тот не ест».

Через час, что ли, Мари сделала попытку разогнуть спину, однако бабка Наталья сказала:

— Нет, недостаточно.

— Но ведь уже четыре грядки, Наташа.

Бабка Наталья не ответила.

— Но ведь огород весь мы никак не осилим!

— Не заставляй меня повторять, Мари. Я же сказала: шесть грядок.

Закончившие шесть грядок, они разом иссяк

ли — сели на землю и не вставали. Было слышно, как они дышат. А через минуту-две они встали и припустили бегом, ибо с желанием поесть больше бороться не могли: даже бабка Наталья слишком быстро устремилась в избу. Мари, конечно, летела впереди как на крыльях. Внук за ними еле поспел.

— Садись с нами, перекусишь, — сказала бабка Наталья (нож стучал по столу, она лихорадочно нарезала хлеб).

— Да, садись, садись, — волновалась Мари. — Такая беспокойная у нас ночь сегодня...

Но он-то есть не хотел. Его потянуло на улицу; старухам было не до него, и он, неокликнутый, вновь вышел в огород и уставился на луну: луна, в легких облаках, висела яркая в высоком небе, а низ картины занимали зубчики плетня, черные, как бы вырезанные из черной бумаги. Мальчик взволновался: на частоколе плетня, на неподвижном и как бы вечном, плыли белесые облака, в центре же — тоже неподвижное — разместилось огромное и торжественное желтоватое око.

Потом они, насытившись, лежали на лавках и уже спали: тоненько посапывала бабка Наталья и пушечно-громко храпела крохотная Мари. Он влез на печку и долго, беспричинно томился.

Он еще не заснул, когда дверь в сенях хлопнула и явилась бабка Матрена.

— Внучек, родной мой, — кликнула она негромко, но он не ответил — лежал с открытыми глазами, все еще томимый луной.

Помнится, в детстве меня поразил человек, который приходил в нашу семью, — звали его Гроздов. Был он огромного роста, косая сажень в плечах, придя, всегда заходил в детскую и возился со мной и с моим братом, катал на плечах, учил делать на полу кувырок — фляк, ходить колесом, вырезать из бумаги бумеранги — гнутые полоски, которые, описав по комнате круг, сами возвращались к тому, кто запустил их. Был добр, щедр и однажды в мороз пришел без пальто, а когда отец спросил его: с чего бы так? — смутился и ответил, что пальто снял на улице и подарил нищему (дело было в начале тридцатых годов на Украине). «Ведь у меня дома еще одно есть», — объяснил он. Можно себе представить, как я был поражен, когда услышал от матери, что Гроздов убил двух человек. Они напали на него с ножами, а он сгреб их за шеи и ударил друг о друга. Вот как неожиданно открылась мне в этом добродушном человеке еще одна сторона характера — суровость, о которой я и не подозревал. Мало того, я был уверен, что всю жизнь он прожил тихо, работая на заводе горновым, а оказалось, что был Гроздов раньше матросом, участвовал в восстании на крейсере «Очаков», был арестован, бежал, и уж потом отец скрывал его на заводе, приставив к мартеновской печи. Ниче-

ПРИСТАЛЬНО ВСМАТРИВАЯСЬ...

гошеньки, как оказалось, я в этом человеке не понимал.

Большой писатель это тот, кто учит нас видеть, в малом делать для себя большие открытия.

Ну разве, скажем, не «чудики» две старухи из рассказа, который вы только что прочитали? Их оставили в избе, где полно еды, они кормят мальчонку, а сами не берут в рот ни крошки. Им же никто не запрещал! Не запрещал... А им этого мало. Ведь, уезжая, бабка Матрена не сказала: можете брать! Скорее всего, она даже и не подумала об этом — кормила их сама, будут есть и без нее. Но для странных старух, воспитанных в каких-то, совершенно непонятных ни для бабки Матрены, ни для маленького Ключарева, , правилах, этого совершенно недостаточно. Вот как высоко ценят они слово! Разрешение или запрещение для них обязатель- ' ны. И только заработав своим трудом . право на еду, накидываются они, уже изнемогающие от голода, на хлеб и картошку... Читаешь и сразу на ум приходят люди, о которых еще раньше читал или слышал, те, что считали честь дороже жизни или ценили свое слово так высоко, что даже заключая соглашения или начиная работу, не требовали никаких подписей, никаких письменных обещаний. Дал слово — рассчитаюсь — и все... Не берусь решать, хорошо это или уже

стало смешно — жизнь судит по-своему, но разве не прекрасно, что, прочитав рассказ Маканина, сразу же думаешь: надо и мне внимательно присмотреться к окружающим. Присмотрюсь и откроется в них столько удивительного! Станут понятными самые странные поступки или, наоборот, те поступки, что казались простыми, наполнятся глубоким смыслом и значением.

Владимир Маканин, а напечатали мы отрывок из его большого рассказа «Голубое и красное», пишет только для взрослых. Его книги лягут на ваши столы немного погодя. Но фамилию его надо запомнить. Он научит вас пристально вглядываться в окружающих, понимать, что движет ими, какие особенности характера, воспитания, биографии сделали человека именно таким, а не иным. Хирург, когда он острием скальпеля взрезает ткани и раздвигает крючками наружные покровы, обнажает обычно скрытое. Маканин открывает причины своеобычности людей. Он учит нас видеть сокровенные пружины, двигающие людьми.

Если бы меня спросили, как одним словом назвать этот редкий писательский дар, я бы сказал: «Человековедение». Владимир Маканин владеет им полностью.

С. САХАРНОВ