Костёр 1987-11, страница 13

— Куда там!

Над головами вновь забухали взрывы. Лодку качалр.

Погоня не отставала! Самое страшное для «Пантеры»— малые глубины! Несколько раз коснулись килем грунта. Корпус лодки дрожал.

— Справа шум винтов!.. Слева шум!

Четыре часа утра. Пять часов... Время растянулось. На сколько минут еще хватит сил? А потом? Уже больше суток без воздуха — такого еще не бывало! Но приходится терпеть. Приходится. И лодка, и люди на пределе!

— Не могу, братцы!— шепот.

— Можешь!

Еще немного, и «Пантера» станет братской могилой для экипажа. Замолкнут моторы. Мертвая лодка уйдет в ил, как железный безмолвный гроб. Все гонят от себя подобные мысли — смерть от удушья, мучительная смерть! Скрипят зубами, держась уже за одну только надежду, слабую, словно мелькнувший луч в кромешной тьме.

— Ну, если живыми выкарабкаемся отсюда, братва... Командира расцелую при всех... Не стыдно будет...— прохрипел Сакун.— Ей-ей, расцелую!

— Братцы! Никак отстают!—слабый вскрик.— Никак потеряли нас!

Подводники прислушиваются напряженно. Надежда вспыхивает с новой силой, как вспыхнувшее внезапно пламя в едва тлеющем костре.

Шумы винтов тише. Тише. Прекратились взрывы.

— Точно потеряли! Ну, теперь держись, братки!

И тотчас приказ Бахтина из рубки:

— По местам стоять! К всплытию!

Лодка подвсплыла — новая беда! Туман. Сплошная белая полоса. В перископ ничего не видать, кроме комков белоснежной ваты.

Бахтин ждет. Ждет, когда рассеются рваные клочья. Достал из кармана тужурки часы.

— Немного осталось!— подбадривает сам себя.— Теперь выдержим! Должны!

На комиссара Иванова смотреть страшно — осунулся, бледное лицо поросло щетиной, глаза горят лихорадочно.

— Как дела?

— Сейчас определимся! Людям скажите — немного осталось! Чуть потерпеть.

— Выдюжим, командир!

Текут минуты. Тяжелые. Вялые. Наваливающиеся удушливой дремотой. А там, всего в нескольких метрах над задыхающимися подводниками, на поверхности залива — свежий утренний ветерок, разгоняющий белые хлопья. Там — встающее солнце. Там жизнь!

Бахтин протирает слезящиеся глаза. Нет, не показалось! Невдалеке выплыли из молочного плена знакомые, до боли знакомые очертания башни.

Штурмана!— дрогнувшим от радости голосом приказал Бахтин.

— Штурмана!— эхом повторили там, в душной темноте.

Радостная весть, что рядом маяк, быстро разнеслась по всей лодке. Воспрянули, зашевелились, закашляли... И вдруг! Звонкий, веселый петушиный крик! Измученные люди ошалело вертели

головами. Откуда?

Смех — тихий, кашляющий, но все же смех рас-

О

ползался по «Пантере». Смеялись доведенные до крайней степени усталости мотористы, машинисты, рулевые... Смеялся помощник командира, штурман, смеялся сам Бахтин...

Это комиссар и здесь остался верен себе — знал, чем можно подбодрить утомленную команду. Сам чуть ли не падая, нашел в себе силы.

Рубочный люк отдраен.

Синь неба над головой.

Потерявших сознание выносили на руках. Прислонялись к ограждению, покачиваясь, словно пьяные. Измученно улыбались, ловили посиневшими губами редкие капли брызг.

А там, вдали...

Там уже темная полоска берега. Кронштадт.