Костёр 1987-12, страница 9

никак не может остановиться. А он стоял, тяжело дышал — запыхался, пока бежал со своей пяткой, и все смотрел, смотрел на нее: «Девочка Надя, чего тебе надо?»

Эшелон уходил на фронт. Из окон кричали, махали руками, играла гармошка, кто-то громко плакал на перроне, а кто-то пел и смеялся.

Уехала Надька.

Промчался, промелькнул мимо последний вагон.

Девочки стояли обескураженные и расстроенные. Не самими проводами. Что ж, теперь это дело житейское. Каждый день уходили эшелоны на фронт. Увезли они Юрку из 17-й квартиры, Федю с Фрунзе, 21, даже тихоня Наташа из 25-й квартиры воюет. Вот теперь Надя. Конечно, нечего ей загорать в тылу, тут уж пусть пожилые остаются, а она — шустрая — больше пользы принесет на фронте.

Смутила их видимая, даже слишком, радость Надьки, когда пришел капитан. Раскраснелась, таращила глаза на него, а на них почти не смотрела. Эх, сама ведь о герое мечтала — об этом и в дневнике своем записала: «полюблю храброго, мужественного», а сама теперь вот, дура, влюбилась в труса: конечно, он убегал, драпал, сматывался с поля боя, иначе как бы вражеская мина нашла его пятку, угодила бы уж повыше! Противно! Настроение было испорчено.

Капитан сказал:

— Буду заходить к вам, Зиночка, на чаек, по старой памяти.

— Ну уж фигушки! — выпалила Зинка. Девочки, не сговариваясь, показали ему язык и обе с крайне независимым видом покинули перрон. Вот тебе, «девочка Надя».

Дорогой то злились, то хохотали, как безумные. Вспоминали его растерянное, даже испуганное лицо. Умора!

— Ишь, чего захотел, «чайку выпьем!» — передразнивала Зинка.— А мы ему — на тебе чаек, на тебе с сахаром!

Новый взрыв хохота, обе остановились, не в силах двинуться дальше.

Дома их ждала бабка с самоваром. Тут же сидел дед — не мог уснуть от волнения.

— Ну, как? Проводили?

— Проводили,— кислым голосом сказала Зинка, после хохота вдруг стало тошно до слез. Как же теперь дома без Надьки? Без ее добродушных смешочков, подтруниваний, песенок под нос, без веселой болтовни с подружками и рассказов в лицах, с мимикой и жестами — о событиях в госпитале. И Зинку она всегда брала под защиту от бабки, когда та особенно расходилась — ворчала из-за пустяков.

— Дневник с собой взяла,— сообщила Зинка Вике,— сама видела.

— Значит, и там будет вести, вот бы почитать!

— Теперь уж не почитаешь, только когда вернется после Победы.

В том, что Надька вернется,— девочки не сомневались. Слишком она казалась живучей, что ли. Ну не может пропасть такой человек.

...Надя погибла в январе 1943-го.

Снежный дворец не получился — рассыпался на глазах. И тут во двор вошел какой-то военный, не солдатик, а младший лейтенант, как сразу определила Зинка (в воинских званиях она разбиралась, выросла в гарнизоне). Лейтенант решительно направился к крыльцу.

— Эй, девчонки — куриные печенки,— сказал он совсем мальчишеским голосом,— где здесь квартира номер пять?

— С Октябрьской? — удивилась Вика.— А кого вам там нужно.

— Девушку по имени Вика.

Зинка открыла и закрыла рот, вытаращила глаза на лейтенанта. Неужели Андрей Белозеров? У Вики сердце покатилось в пятки.

— А-а-а ее нет,— заикаясь промямлила она.

— Как нет? Куда же она девалась? Уехала, что ли?

— На фронт добровольцем ушла,— глазом не моргнув сказала Зинка.

— Вот досада, не повезло.— Лейтенант чуть не плакал, вздохнул коротко. Он действительно был совсем мальчиком.

— А я-то какой крюк сделал, чтобы с ней познакомиться. В госпитале месяц провалялся. (Ах, вот почему он не ответил на последнее письмо.) Еду в часть, да вот решил сюда завернуть. Так, так. Вы-то хоть расскажите, какая она? Красивая?

— Очень!

— А волосы какие?

— Коса!

— Стрижка!

Лейтенант усмехнулся:

— А все-таки — коса или стрижка?

— Была коса, а она ее — чик — и нету, стрижка,— отважно врала Вика. Она уже пришла в себя и не боялась ни капельки Андрея. Он только притворяется взрослым, а сам вон чуть не плачет от досады. Ей стало смешно и захотелось поддразнить лейтенанта.

— Она у нас красавица и умница!

— За ней весь госпиталь бегал, только она и внимания ни на кого не обращала. И вообще замуж вышла. С горя. У нее был один. Она ему писала, а он не отвечал, вот она с горя и выскочила. И уехала. На фронт.

Лейтенант совсем расстроился:

— А откуда вы-то все знаете? — вдруг подозрительно спросил он.

Девочки не успели ответить. Соседская Нюшка кричала от ворот':

— Вика! Что я тебе скажу! Нашего папку в больницу увезли. Связали и увезли, он уже совсем нервный стал.— Нюшка шариком подкатилась к Вике: — Это фашисты-гады ему все нервы измотали.

Лейтенант стоял в нерешительности.

— Что вот мне теперь делать? Куда деваться до вечера? Замерз я как цуцик.

— Пошли к нам, чай пить,— великодушно предложила Зинка.— У меня бабка добрая, не выгонит.

Бабке сказали, что это бывший Надькин подопечный, и она не только не выгнала лейтенанта, а очень даже обрадовалась и быстренько достала

7