Костёр 1987-12, страница 6

%

В классе 40 человек. В школе не топят — воен- ку. Неделю веселились — пекли лепешки, полива-

ная экономия, холод собачий, чернила ночью замерзают. Все сидят в пальто, а некоторые в платках и шапках.

Учительница математики Нина Ивановна считается самой красивой в школе. Она и вправду прелесть — молодая, стройная, с тонким лицом, только глаза у нее всегда недобрые, холодноватые.

Спустя год Вика увидит эти глаза сияющими и теплыми — в конце года в майский полдень на празднике Вика читает свои стихи на школьной сцене, а в зале, в первом ряду, сидит Нина Ивановна с мужем, до войны он был учителем физкультуры. Он только что с фронта, из госпиталя, после ранения,— у него нет руки, и пустой рукав аккуратно заправлен под ремень гимнастерки. На груди сияет новенький орден. Математичка в крепдешиновом платье с оборочками крепко держит единственную руку мужа, и лицо ее радостно — жив, рядом.

...А сейчас Нина Ивановна громко стучит мелком по доске: пишет варианты задач — контрольная. Ребята согревают дыханием пальцы, потом ручки размешивают фиолетовое крошево в чернильницах.

О

О

Прошло не так уж много времени, и Вика освоилась в классе, появились и у нее подружки, и самая верная — Зинка.

Класс был пестрый, шумный, неспокойный: сытые, умиротворенные девочки из местных чувствовали себя хозяйками — ведь это была их школа, их город и жили они в своих домах.

Но таких немного, большинство ребят из разоренных войной семей, уже познавшие безотцовщину, бедность, обездоленность. У большинства отцы ушли на фронт, и те, у кого было иначе, стыдились этого и понимали, что достойны сожаления и даже презрения товарищей. Как-то Зинка с удивлением увидела на Симоновой свою кофточку — полосатую, любимую. Мама ее купила перед самой войной — специально ездила за ней в Брест в военторг. Дома обнаружили — одной пуговки не хватает, мама пришила другую, похожую. Зинка узнала и кофточку и пуговку. Дома устроила скандал бабке, бабка оправдывалась:

— Дак ведь я для тебя старалась, подкормить хотела с рынка! Едим что? Никакой пользы, а ты растешь!

— Ты для Симоновой старалась! — рыдала Зинка.— Ничего не надо с рынка. Что, я лучше всех?

— Я тебе новую сошью, из дедова пиджака, еще и побогаче...

Так ту ведь мама, понимаешь, мама покупала!

Зинка возненавидела Симонову за эту кофту, а та и не догадывалась, почему Зинка злится.

Потом уже все свыклись с тем, что эвакуированные продают или меняют вещи на продукты. Дело житейское. Мама обменяла ручную зингеровскую машинку (почему-то ее взяли с собой, и была она единственная ценность в багаже) на муку и пато-

ли их черной сладкой патокой.

Машинку взяла тетя Маша с первого этажа. Мама на радостях ей впридачу подарила Викино почти новенькое пальтишко — Вика из него как-то быстро выросла. А у тети Маши сын Витька пребывает еще в таком возрасте, когда безразлично, что на тебя натягивают, лишь бы тепло.

...На большой перемене все прилипли к окнам

О

в коридоре, смотрели, как падает первый снег. Небо потемнело, сразу стало сумрачно, лохматые рыхлые хлопья медленно опускались на дрожащие от ветра деревья, землю, усыпанную пестрыми листьями. Потом снег пошел быстрее, и когда перемена кончилась и зазвенел звонок, все уже было белым-бело. И снова выглянуло солнышко, и снежная белизна засверкала, заискрилась. А когда возвращались домой — опять под ногами чавкала мокрая коричневая каша. Осень в этом году длинная, вот уж и декабрь на носу, а настоящего снега нет и нет, лужицы по утрам замерзают, а днем теплеет и дорога опять раскисает. По Октябрьской не пройти. Приходится делать большой крюк, чтобы добраться до дома.

— Здравствуй, зима,— говорит Вика.— Интересно, а в войну устраивают елки? Знаешь, как здорово было у нас в школе, в Москве?

— И у нас в части,— тихо отзывается Зинка.— Папа сам ходил за елкой в лес, а потом мы все вместе ее наряжали. И игрушки сами клеили. Папа Деда Мороза из пластилина вылепил — умора! Борода и усы из ваты, шапка — из маминого платка, а сверху ему надели кукольную шубейку, и такой нарядный получился Дед Мороз.

Вика вздохнула — вспомнила свою последнюю довоенную елку. До потолка! Одних стеклянных шаров две больших коробки. А потом еще хлопушки, серебряные цепи, флажки и, конечно, шоколадные бомбочки.

Ей

деревянная посудка досталась

крохот

ная, для совсем маленьких куколок. А под елкой рядом с Дедом Морозом стоял деревянный домик с цветными слюдяными окошечками, резными ставнями и крылечком. Если внутрь поставить свечку, окна засветятся, оживет домик. Так и кажется, что в домике живут малюсенькие человечки, сказочные гномики. По ночам они выходят из своего домика, бегают, резвятся, прыгают на стол, все осматривают, им очень интересно, как люди живут...

Вика с Зинкой учили географию. Что-то сегодня ничего в голову не лезло, обе с тоской посматривали в окно. За окном синел зимний день, он уже подходил к концу — тусклое солнце опускалось все ниже и ниже. Скоро оно совсем скроется в морозной мгле. Наступят предвечерние сумерки.

Было то неопределенное таинственное время суток — между днем и вечером. Скоро вспыхнут бледные фонари на перекрестках, а в домах зажгутся коптилки — банки с керосином и фитилем.

Вика с Зинкой учили географию. Ну никак, никак не шла сегодня на ум география!

По радио передавали письма с фронта.