Костёр 1988-01, страница 4

70

ПЕРВОЕ

СОБРАНИЕ

В. СУСЛОВ

Столовая завода «Русский Рено» была простым дощатым бараком. Стояли в ней грубо сколоченные длинные столы и вдоль них такие же лавки. Из всего «кухонного оборудования» имелся лишь большой металлический кипятильник — горячей воды хватало всем.

Конечно, до наших дней столовая не сохранилась. А вот память о ней жива. Записана на мраморе крупными буквами: «Здесь состоялось первое собрание представителей рабочей молодежи, положившее начало первой массовой юношеской организации Ленинграда».

Мемориальная доска с этими словами укреплена на стене завода по проспекту Карла Маркса, 69. А о той столовой и собрании рассказал мне Михаил Петрович Синозерский.

Михаил Петрович был уже седовлас, но стоило ему вспомнить о днях далекой юности — очень озорные искорки вспыхивали в его глазах.

На то собрание, правда, никто его не приглашал, делегатом не посылал, да и работал Миша тогда на другом заводе — на «Новом Парви-айнене». Но никто и не прогнал его из заводской столовки. Мальчишек в тот день набилось в нее полно: интересно ведь! Речь-то как раз о них, о мальчишках, и шла. Об их работе, о заработках.

Городом уже распоряжалась весна 1917 года. Первая весна без царя Николашки: его еще в феврале скинули. Но заводы по-прежнему принадлежали заводчикам, банки — банкирам, фабрики — фабрикантам. Власть захватило Временное правительство. Над окопами, протянувшимися от Балтийского моря до Черного, еще грохотала, тянулась опостылевшая всем первая мировая война.

Заводчики, фабриканты приутихли малость, не так уже лю

товали, действовали теперь с оглядкой: почувствовали в феврале, что рабочий класс сила немалая. К своему великому неудовольствию пришлось им примириться с существованием рабочих заводских комитетов. Пришлось и заработки повышать. Всем, кроме учеников. Считаться с мальчишками они не желали.

Знаете, как раньше платили ученикам? — спрашивает Михаил Петрович.— Чем меньше ростом, тем меньше платят. Помню, пришел я в пятнадцатом году на завод Ай-ваза, посмотрели на меня и определили: пятак в час. За десять часов работы — полтинник. Ну ладно, мне тогда еще лет немного было, а ведь в учениках ходили и двадцатилетние парни. Лет по пять, по шесть — все в учениках!

На «Русском Рено» весною-то семнадцатого что произошло? Заводскому комитету удалось вырвать надбавку к зарплате. Мальчишек же опять обошли. Ничего им

набавил.

ющии не

управля-Обидно,

конечно. Наиболее зубастые парни — Метелкин, Фрей-борг — пошли в заводской комитет, спрашивают: «Мы с вами по десять часов работаем?» «Работаете»,— отвечают им. «Тогда почему же нам нет надбавки?» В завкоме заволновались: «Как же это мы о шке-тах-то наших забыли?» Пошли к управляющему. Только тот, когда о требованиях рабочих услышал, наотрез отказался выполнять их. «Тогда снова бастовать будем,— решили в завкоме.— Пока нашим мальчишкам 'заработка не накинут, на работу не выйдем». Это в расчеты хозяев завода не входило. Пришлось уступить. Заработок ученикам хоть немножко, но увеличили.

Слух о надбавке с завода на завод полетел. На «Русский Рено» со всей Выборгской стороны потянулись, спрашивают: «Как вы добиться сумели?»—«А вот так,— отвечают.— Мы потребовали. Большевики нас поддержали».— «Значит, в райком идти, к Чугу-рину?..»