Костёр 1988-11, страница 9

были в самом начале. Но теперь Иван Михайлович повел нас прямо к небольшому станочку, ну, по пояс человека, не больше, за которым стоял пожилой мужчина с коротко стриженными седыми волосами, с морщинистым загорелым лицом.

Справа от станка, на подставке, размещался ящик с теми самыми коронными шестернями, которые выточил автомат. То есть, это были еще не шестерни, а заготовки для шестерен — это нам стало ясно именно здесь, потому что седоволосый токарь протачивал их до такой немыслимой чистоты и блеска, что заготовка, по сравнению с готовой деталью, казалась серой, грубой, шершавой.

Проточив деталь, токарь остановил станок, положил готовую деталь в другой ящик, слева от станка, а из правого взял очередную заготовку, вставил ее в приспособление на станке.

После этого поглядел на нас улыбающимися глазами и спросил Ивана Михайловича:

— Кадры пришли?

— Покажи, Петр Александрович, как ты точишь,— предложил ему Иван Михайлович.

— Ну, это можно,— тотчас согласился Петр Александрович.— Только становитесь все вот так, здесь вот, а то не увидите ничего.

Левой рукой он повернул внизу какую-то рукоятку, и деталь мгновенно закружилась с огромной скоростью. Но очертания ее были видны отчетливо.

Петр Александрович, тем временем, правой рукой стал вращать маленькую рукоятку, и мы увидели, что к детали приблизился тонкий блестящий резец. И когда резец коснулся детали, над нею вдруг взвилась и стала завиваться в клубок тончайшая, как нить, стружка. Она казалась легким облачком, которое все увеличивалось по мере

того, как резец двигался вдоль детали. Петр Александрович отвел резец назад и произнес, улыбаясь:

— И вся игра!

— Коля,— тихо сказала мне Оля Иванова,— по-моему, они все здесь только прикидываются серьезными. Верно?

Я не успел ответить, потому что как раз в это время к Ивану Михайловичу подошел еще один рабочий, в серой рубашке с закатанными по локоть рукавами. У него были густые белесые брови, на небритых щеках — рыжая щетина. Он вдруг с места в карьер стал громко и зло кричать, что работа дураков любит и что он не будет делать какой-то триб. Мы все немного испугались, так громко он кричал.

Иван же Михайлович, наоборот, слушал все это довольно спокойно, стоял молча, опустив глаза долу, выражение лица его было задумчивым.

Небритый дядька говорил долго, а закончил свою речь вопросом:

— Что, может, скажешь — неверно говорю?..

Иван Михайлович произнес заинтересованно:

— Одного я не пойму: всегда ты жалуешься, что тебя обижают. Как же ухитряешься каждый месяц заработать не меньше двухсот рублей?

Пока все это дело шло, Олег Максимов бойко разговаривал о чем-то с Петром Александровичем. А потом глядим — Петр Александрович стоит в сторонке, а наш Олег — за станком, точит деталь, коронную шестерню. Вот это был кадр!..

Мы сразу забыли ругачего дядьку, окружили Олега. А он, должно быть, от нашего внимания, крутанул рукоятку не так, как надо, и на детали появилась глубокая канавка, которой совсем не должно было быть.

7