Костёр 1990-01, страница 47

Костёр 1990-01, страница 47

// /t)f/OK.

Такая история повторялась чуть не каждый день. Старший откладывал карандаш, бесшумно вставал и тихо пристраивался за спиной у брата. Он внимательно следил за рисованием младшего и вдруг, решив, что пора, выхватывал у него из-под руки плотный шершавый лист. Иногда, правда, младший успевал заметить у себя в тылу подозрительные маневры и наваливался животом на свой рисунок, но чаще везло старшему. Он уносил взятый с бою лист на свой стол и,( не обращая внимания на протесты брата, быстрыми, уверенными штрихами заканчивал рисунок. • Когда рисование у братьев получалось очень уж громким, отец отходил от своего мольберта, разводил сыновей по местам, а сам некоторое время рассматривал измявшийся листок, уж кто-кто, а он отлично знал, как рисуют его сыновья, но странное дело — на этих общих рисунках, из-за которых в мастерской бывало столько шуму, получалось что-то вовсе неожиданное: совсем еще детское рисование Валерия отваливалось от четкого, определенного рисунка Александра. На листе получалась не путаница из линий и цветных пятен, а что-то новое, непохожее на работу каждого из братьев по отдельности. Если бы Валерий не сопротивлялся так всякий раз, можно было подумать, что они с Александром заранее договариваются, кому что рисовать.

Да, совсем не сразу поняли будущие художники братья Трауготы, что эта похожая на игру странная привычка Александра была для них чем-то вроде репетиции. Как будто далекая взрослая жизнь заглядывала в их светлую ленинградскую комнату на Большой Пушкарской. Заглядывала перед долгой разлукой...

Мастерская опустела скоро.

Теперь, когда братьев спрашивают, что они делали, как жили во время войны, они от

вечают очень просто: «Рисовали». И сначала это кажется удивительным. Как же так в самом деле? Одного увезли за тридевять земель от дома, другой в холодном и голодном городе, кругом — война, а они рисуют. Только в том-то и дело, что никогда рисование не было для братьев просто забавой. И то, что их отец и во время войны остался художником — он маскировал аэродромы и артиллерийские батареи, — все это как будто бы подсказывало братьям, что там, в мастерской на Петроградской стороне, началось их самое главное дело.

А потом было возвращение в Ленинград, и была учеба в художественной школе. Теперь уж Валерий не обижался, когда Александр брался за его рисунки, даже свои школьные задания братья рисовали сообща. Тайком, конечно. Ведь в художественной школе тоже не разрешают списывать, а до выхода первой нарисованной братьями книги оставалось еще много времени...

Тщательно вырисованные рыцари в удивительных шлемах скачут с листа на лист на укрытых латами конях.

А вслед за рыцарями

за

рисовки старинной утвари из древних поваренных книг и вполне современных музеев, а дальше — чьи-то лица...

Когда принимаешься листать нарисованные братьями книги, то и тут поначалу ожидаешь тех же подробностей, того же пристального внимания к мельчайшим деталям, ко всему, что только упоминается в тексте. Однако с первой же книги Тра-уготов — сказки Шарля Перро «Синяя Борода» — выясняется, что художники вовсе не ощущают себя подмастерьями писателя. И очень интересно следить за тем, как они встают рядом с автором и вместе с ним ведут рассказ...

Скачут на прекрасных конях гости Синей Бороды, рядом с конскими копытами вытягиваются в беге гончие, и олень убе

£

42