Костёр 1990-01, страница 48

гает, закинув свою рогатую голову. Охота, королевская забава...

Целый разворот заняли художники этой живописной картиной, а в сказке — одна фраза: «Гости проводили время очень весело: они гуляли, ездили на охоту, пировали целые ночи напролет, забыв о сне». Стоит задуматься, почему Тра-уготов привлекла такая малозначительная деталь. Может,

О

это просто желание полней показать свое мастерство и нет здесь никакой премудрости?

Но вот проходит десять с небольшим лет, и художники снова возвращаются к героям Перро. Теперь это большая книга, и «Синяя Борода» — одна из многих помещенных здесь сказок. Перечитываешь знакомую историю и видишь — на рисунках появляются сцецы, которых вовсе нет в сказках.

Ждет несчастная женщина своих братьев, и кажется ей, что это они скачут в облаке пыли к замку Синей Бороды. Но нет — всего лишь пастух гонит стадо овец. Однако не только пастух появился на иллюстрациях к сказке. Здесь и пахарь, идущий за плугом, и дровосек с топором у поваленного дерева, и часовня — такая маленькая, какой ее можно увидеть только с высокой башни замка. Нет, не просто так рядом с героями сказки появились люди, о которых Перро не писал ни слова, и часовня, придуманная художниками, не зря оказалась в окрестностях великолепного замка. Бережно, искусно выстраивают братья Трауготы волшебную страну, и кажется, что именно там повстречал Перро своих героев, увидел их огромные замки и убогие хижины.

Художники не повторяют того, что читатель может прочесть и сам. Иллюстрирование не должно послушно следовать за словом, считают они, задача художника разглядеть в книге то, что может быть выражено только рисунком.

Когда на фабрике печаталась сказка «Синяя Борода» и художники разглядывали первые отпечатанные экземпляры, к ним подошел человек. Он пос

мотрел на братьев укоризненно и спросил: «Вы рисовали?»,

и братья ответили: «Да».— «Эх, вы,— .сказал человек.— Разве можно сочинять такие страшные сказки?»

Смешная, конечно, история. Взрослый человек, а не знает, что «Синюю Бороду» сочинил

Перро. Только дело-то, видно, не в одном незнании, и совсем не случайно показалось строгому читателю, что такие иллюстрации могли нарисовать только те, кто сочинил и саму сказку. А иначе как бы у них получились такие сказочные и в тоже время настоящие герои?

В одном ленинградском институте разбирали старые гербарии. Засушенные цветы и травы давным-давно распались от ветхости, и оставалось только решить, куда вынести эти стопы пожелтевшей бумаги, которой были переложены собранные в огромные шкафы растения.

Поначалу Валерия Георгиевича привлекло только качество этой бумаги. На плотную, чуть пожелтевшую поверхность замечательно ложились краски. Уже потом, складывая бумагу дома на огромном столе, он увидел в углу одного из листов надпись: «1848 г.» Чернила от времени выцвели, но высокие, с небольшим наклоном цифры видны были отчетливо. Сразу почему-то пришла мысль о том, что эту бумагу могли сделать еще при жизни Пушкина. Художник подумал, аккуратно сложил листы и сдвинул их в сторону.

Недавно у братьев появились новые рисунки. Некоторые из них кажутся удивительно похожими друг на друга, и это значит, что Трауготы всерьез взялись за новую работу. Когда придет время, братья отберут лучшее из сделанного, и работа над книгой двинется дальше. Это будет пушкинский «Медный всадник», а пока в мастерской становится все больше рисунков, сделанных на плотной желтоватой бумаге, на которую так хорошо ложатся краски.

Андрей ЕФРЕМОВ

43