Костёр 1990-04, страница 27— Мы заметили, Игорь, чем лучше ты становишься как бегун, тем хуже как человек. Бывает, к сожалению, и такое... Выходит, спорт тебе во вред. Поэтому завтра к соревнованиям мы тебя не допускаем. Вот до чего дошло — его отделяют, ему запрещают. Но почему? Кто им дал право отделять и запрещать? Он пришел сюда по собственной воле, как свободный человек, а ему ставят условия, требуют то, чего он не может, не смог... Пускай себе живут одни, без него. Пускай бегают, выступаютеще не раз пожалеют!.. — И не надо. Переживу. Сами попросите! В палате наступила внятная, пугающая тишина: ни шороха, ни звука. Ребята сидели и стояли опустив головы; разглядывали собственные ногти, крутили пуговицы, таскали нитки из бахромы полотенец. Витя Башилов, сидевший ближе всех к Зимогорову, старательно втирал в ладонь медную монету. Никто за него не заступился, не попытался хоть как-то оправдать. Будто сговорились, будто не понимали, что это действительно страшно, когда тонет человек. — Завтра в город пойдет продуктовая машина, ты можешь вернуться домой... — За что? — побледнел Игорь. — За трусость. Тренер поднялся и пошел к двери. Его остановил Витя Башилов: — Юрий Тимофеевич, мне кажется, не нужно так... Зимогоров бегает лучше всех, он может победить в Москве! Тренер обернулся, коротко, вприщурку посмотрел на Башилова и, не ответив ему, ушел. Солнце поднялось высоко над соснами и затопило теплым светом палату. Над разноцветными одеялами кружились золотистые пылинки. В углу на подоконнике, утомившись от тяжелых изнурительных попыток улететь на улицу, сидел ярко-красный в черную крапинку мотылек. Игорь пошел туда, взял мотылька за крыло и выпустил в открытую форточку. Мотылек стал падать, но у самой травы шевельнул крылом, затрепетал, поднялся и полетел к лесу. Игорь сел на кровать, оглядел собранную в дорогу сумку. Скоро должна прийти машина, чтобы везти его домой. Что он скажет матери и отцу? А в школе что говорить? Одноклассники уехали работать в КМЛ, он, единственный, будет болтаться без дела. Обиднее всего было то, что его посчитали трусом. Но разве он трус? Чтобы делать какое-то дело, нужно быть готовым к нему. А разве он готов? Теперь он мог не только обижаться на тренера и на ребят, но еще и вспоминать. И он вспоминал... Прошло три года с тех пор, как отец Игоря — Николай Андреевич — увидел из окна автобуса бегущего по улице сына. Автобус шел на хорошей скорости, а за окном бежал сын — легко, размашисто, ничуть не уступая в скорости автобусу. «Пожалуй, километров сорок в час или около того! — неожиданно разволновался отец.— Одна 22 ко нужно ли моему мальчику носиться по асфальту, соревнуясь с автобусом?!.» И он без долгих размышлений привел сына в детскую спортивную школу, к Юрию Тимофеевичу Ковалеву. И сказал: «Вот, отдаю вам самоё дорогое, что у меня есть,— сына Игоря. С вами он станет заслуженным мастером спорта, а вы с ним — заслуженным тренером Советского Союза». Юрий Тимофеевич оглядел Игоря и, рассмеявшись, сказал: «Беру!» На первой же тренировке Игорь пробежал «сотку» быстрее всех. Юрий Тимофеевич с некоторым испугом взглянул на секундомер и вдохновенно поднял глаза к небу: вот он миг, с которого начинается будущее! Сердце забилось в радостном волнении: «Это ты!.. Я тебя ждал, и ты пришел!..» Игорь Зимогоров и в школе был лучшим учеником, а в шахматы играл, как настоящий мастер. Все считали его одаренным парнем, а раз так, стоит ли удивляться, что ему везет? Разве мы удивляемся тому, что рыба плавает, а птица летает?! И только Юрий Тимофеевич говорил ему шутя: «Настораживаешь ты меня? Зимогоров, сплошными успехами полнится твоя жизнь. Слишком легко тебе все дается, боюсь, в твоем организме не заполняется какой-то важный сосуд. Мне больше по душе успехи, которые приходят через трудности». Зимогоров тут же забывал о словах тренера. Приходил на тренировку, переодевался и бежал на стадион. Начинал разминку и часто замечал, как другие ребята делали то же, что он. Появились подражатели — он становился лидером. Ему это нравилось. Он с удовольствием помогал отстающим. И вдруг осечка. Пустяк, досадная случайность... Подумаешь, явился как-то Зимогоров на соревнования без шиповок. Забыл их дома, а ехать назад— поздно, не успеешь на старт. Признаться тренеру постеснялся, а подошел к своему товарищу по команде — Вите Башилову, хлопнул по спине: — Ты сегодня, Витек, не побежишь, ладно? Я свои шиповки забыл, а мы с тобой в одном за'беге. Ты не против? — Но я тоже хочу бежать, я настроился! — Много ли толку, Витек, что ты настроился? Команде нужны очки, а не твой настрой. Будь умным, не ставь собственные мелкие интересы выше интересов команды... Когда я был Витей Башиловым, я... — Ладно,— сдался Витек.— У меня в сумке есть полукеды, я в полукедах пробегу. Игорь надел шиповки друга и явился к месту старта. Вслед за ним пришел и Башилов — в серо-голубых растоптанных полукедах. — Это что за маскарад? — закричал на него Юрий Тимофеевич.— Ты бы валенки с галошами напялил, было бы еще смешнее. Юрию Тимофеевичу объяснили, что для команды будет гораздо лучше, если в шиповках побежит Зимогоров — он покажет более высокий результат. Тренер слушал, кивал, но тут спросил: — Результат чего? Неуважения к товарищу? |