Костёр 1991-06, страница 8

— Но как же так? Я вас не отпущу, пока не возвратите книгу! Я за нее отвечаю. -

Лицо ее покрылось пятнами от волнения. Рыже-

U

О

волосыи веснушчатый сержант с золотым треугольником на петлицах весело убеждал ее:

— Поздно, девушка! Вот разобьем Гитлера — привезу из Берлина книжку на немецком языке!

— Но как же так? — не сдавалась библиотекарша.— Я ж не могу так!..

Сержант извлек из кармана деньги, положил библиотекарше на стол. Та запротестовала:

— Нет-нет! Вы должны сами купить такую же, как потеряли!

Некогда нам, девушка, заниматься куплей-продажей! Не горюйте: возвратимся с победой — разочтемся!

И красноармейцы, не обращая внимания на протесты библиотекарши, направились к выходу. Мне расхотелось спрашивать о книжке «Все своими руками», и я тоже потихоньку вышел из библиотеки.

На большом фанерном щите, где обычно висела афиша очередного кинофильма, я увидел только что наклеенный плакат: прямо в нос Гитлеру нацелен красноармейский штык, а внизу подпись:

Ох, и будет морда бита Гитлера-бандита!

Прошла неделя. По ночам было слышно, как где-то далеко за горизонтом глухо ворчал гром: говорили, что шли бои за Бельцами, в Молдавии.

Странной была эта неделя! Мы что-то делали, но казалось, все не так как надо и не то что надо. Городок словно притих, вслушиваясь в сводки боев, а радио передавало каждый день одно и то же: после тяжелых боев наши войска оставили

О

город такой-то...

Однажды в полдень прибежал отец, лицо его было бледным.

— Собирайте вещи! — сказал он матери.—

Едем в Вапнярку! Только скорей — сейчас придет повозка. Коля, найди Борю! Чтоб через пять минут был здесь.

Я бросился в сад искать Бориса. На бегу соображал: если мы едем на станцию Вапнярку, значит уедем куда-то поездом, далеко. Может, к тете Ане, которая жила в Полтаве. Но почему так неожиданно?

Когда мы с Борисом прибежали домой, во дворе уже стояла телега, запряженная парой лошадей. Здоровенный толстощекий парень Панфил

я его знал хорошо, он жил на нашей улице, работал конюхом в соседнем колхозе — помогал отцу тащить тюк с одеялами и подушками. Позади шла мать, в руках у нее была швейная машинка. Глаза матери были заплаканными.

— Садитесь, живо! — приказал нам отец. Борис забрался на повозку, я — вслед за ним.

Уже сидя в телеге, я спросил:

А учебники взяли?

— Какие там учебники! — махнула рукой мать и заплакала.

Отец на минуту задумался, потом сказал:

— Надо взять. Только — живо!

Кое-как собрав учебники, мы вдвоем выволокли

. мешок из дому. Панфил тронул лошадей вожжами, и повозка, скребя на крутом повороте колесами по днищу короба, развернулась к воротам.

Я, Борис и мать сидели на повозке, отец и Панфил шагали по бокам ее. Из коротких фраз, которыми отец перекидывался с матерью, я понял, что фронт стремительно приближался к нашему городу, и мы должны эвакуироваться. Но уезжали только мы с матерью, а отец, как работник райисполкома, должен остаться в городе. До каких пор он будет здесь — отец этого не знал.

Узкими улицами, где за заборами утопали в густой темной зелени белые мазанки, телега наша выбралась на окраину города.

Неожиданно издали донесся гул, с каждой минутой он нарастал, и вдруг из-за Днестра появились в небе длинные коричневые самолеты с белыми крестами на крыльях. Моторы их ревели так мощно, что лошади остановились, беспокойно прядая ушами. Самолеты медленнр проплыли над городом. Гулких стал замирать, но вдруг от последнего из них отделились какие-то черные точки и посыпались вниз. Далеко за холмами раздался взрыв, другой, третий.

Мы снова поехали. Панфил подгонял лошадей кнутом, чмокал губами. Лицо его было бледным, немного растерянным, он совсем был не похож на того Панфила, которого я знал.

Вдруг в воздухе закружились белые листочки бумаги, они спускались на землю, словно большие снежинки.

— Листовки! — крикнул я.

Видимо, самолеты сбросили листовки над городом, но ветром их унесло в сторону, и часть их опустилась на колхозный огород. Панфил поднял одну из них, дал отцу. Тот прочитал:

«Граждане Украины! Коммунисты и евреи отобрали у вас землю, свободу, церковь. Германская и румынская армии несут вам освобождение. Скла

дывайте оружие, встречайте нас хлебом и солью. Смерть коммунистам!»

— Вон они нам церковь и свободу принесли!

Отец кивнул на столб черного дыма, который клубами поднимался над холмами, где была нефтебаза.

Лошади, с усилием упираясь ногами, натягивали постромки, тянули телегу вверх по склону, к шоссе. Мы с Борисом соскочили с повозки, принялись помогать лошадям. Наконец, повозка выбралась на вершину холма, и мы вдруг увидели позади себя весь наш городок. Он лежал, протянувшись по берегу Днестра, такой знакомый, тихий, весь в зелени, и мне стало вдруг невыносимо больно расставаться с ним. Вода в Днестре блестела на солнце, и Днестр казался клинком, отделившим город от опасности, которая надвигалась оттуда, из-за реки.

Рядом с повозкой шел отец, время от времени я посматривал на него. Я видел, что он встревожен, и даже не встревожен, а словно необычайная печаль легла на его лицо. Изредка он говорил что-то матери, но больше молчал. Мне очень хотелось

а